Так как завязать разговор было невозможно, хозяевам и гостю оставалось только выражать свои дружеские чувства улыбками и жестами. Покидая каравеллу, Луис на всякий случай запасся мелкими подарками и, думая, что ему предстоит встреча с женами касика, захватил с собой кое-какие безделушки, рассчитанные на неприхотливый вкус. Но, едва увидев Озэму, Луис почувствовал, что все эти мелочи недостойны ее красоты. По счастью, на нем была захваченная когда-то в бою мавританская чалма из легкой, как дымка, ткани; он из чистого каприза накрутил ее себе на голову, полагая, что такой убор произведет впечатление на простодушных туземцев. Удивляться подобным причудам не приходится: моряки всех стран до сих пор щеголяют в самых удивительных нарядах, особенно на чужом берегу, когда можно ни с кем не считаться.
Вспомнив о чалме, которую он снял при входе и все еще держал в руках, восхищенный красотой Озэмы и пораженный ее небывалым сходством с Мерседес, Луис развернул дорогую ткань и набросил ее, как мантию, на плечи гаитянки.
Неискушенная красавица приняла подарок с искренним восхищением и горячей признательностью. Она бросила прозрачную ткань на пол и залюбовалась ею, благодарно повторяя «Мерседес, мерседес!». Конечно, в восторге ее было немало ребяческого, однако при всем этом радость ее носила печать достоинства, свойственного благородным людям во всех частях света. Луису поведение юной гаитянки показалось наивным и очаровательным. Он представил себе, как приняла бы донья Мерседес де Вальверде какую-нибудь драгоценность из милостивых рук доньи
Изабеллы, и подумал, что детская радость Озэмы, пожалуй, проиграла бы в сравнении с благородным смирением и сдержанным удовольствием, какое выразила бы при виде подарка Мерседес.
Пока подобные мысли проносились в голове нашего героя, юная гаитянка без тени смущения сбросила свою просторную накидку и закуталась в прозрачную ткань чалмы. Затем она гибким движением сняла с себя ожерелье с золотым диском, сделала несколько шагов вперед и, чуть отвернув смеющееся лицо, протянула этот дар Луису, сопроводив его взглядом, более красноречивым, чем любые слова. Луис принял подарок с благодарностью, не преминув, по кастильскому обычаю, поцеловать хорошенькую ручку.
Касик, с довольным лицом наблюдавший за обоими, сделал гостю знак следовать за собою и повел его в другое строение, весьма сходное с первым. Здесь дон Луис был представлен нескольким молодым и красивым женщинам, вокруг которых резвились ребятишки; он понял, что это жены и дети Маттинао. С помощью жестов и немногих знакомых ему слов Луису удалось наконец выяснить, кем в действительности приходилась касику Озэма. Не без удовольствия узнал он, что она сестра Маттинао, к тому же еще незамужняя, чему Луис особенно обрадовался, ибо испытывал какую-то беспричинную ревность, вызванную, видимо, сходством Озэмы с Мерседес.
Весь вечер и три следующих дня Луис провел в обществе своего друга касика в его излюбленной резиденции, укрытой от посторонних глаз. Разумеется, наш герой был в центре всеобщего внимания: гостеприимный хозяин, а особенно хозяйки проявляли к нему гораздо больше интереса, чем он к ним. Они позволяли себе тысячи маленьких вольностей, трогали его волосы, одежду, оружие и, уж конечно, сравнивали его белую кожу с более смуглой кожей Маттинао. Озэма держалась скромнее и сдержаннее всех: она только наблюдала за происходящим, и лишь выражение лица выдавало ее чувства.
Луис часами лежал на благоухающей циновке неподалеку от прелестной гаитянки и пристально вглядывался в ее черты, находя в них все больше сходства с чертами своей возлюбленной, пока ему не начинало казаться, что это не
Озэма, а сама Мерседес.
Попутно юный граф старался побольше разузнать об острове. В первый же день выяснилось, что Озэма, видимо, благодаря своему происхождению и природному уму, понимает Луиса лучше всех жен Маттинао и даже лучше самого касика. Впрочем, это нашему герою, очарованному красотой гаитянки, могло и показаться. Но, как бы там ни было, он чаще всего задавал вопросы именно ей, и уже к концу дня восприимчивая и внимательная девушка начала его на самом деле понимать. Так за один день Луис достиг гораздо большего в общении с островитянами, чем все остальные испанцы за целых два месяца. Озэма схватывала испанские слова на лету, тотчас запоминала и повторяла их со странным мягким акцентом, от которого они становились только благозвучнее.
Адмирал не раз указывал ему, как важно для испанцев узнать, где находятся золотые рудники, и Луис об этом не забывал. Ему удалось растолковать Озэме, что его интересует, но ответы ее были не столь ясны, как он бы того желал. И все же юный граф льстил себя надеждой, что не потратил времени даром и сможет рассказать Колумбу кое-что интересное.