Мерцание «Призрака»: лик смерти

– Я тоже так считаю, Михаил Иванович, – добавил к сказанному Романов.

– Что ж, тогда я тебя более не задерживаю. Можешь пока отдохнуть. Силы тебе ещё пригодятся, – сказал Громов и сделал из бокала ещё один небольшой глоток французского коньяка.

– Буду ждать, – ответил Призрак и, встав с рабочего кресла из-за стола, прошёл к двери и вышел из кабинета.

В голове царил хаос, а может, даже ещё хуже, чем хаос. Хотелось поскорее во всём разобраться, но как? Этот вопрос по-прежнему не давал покоя Андрею. Он спустился по лестнице вниз на подземный этаж и вышел на парковку.

Романов быстрым шагом дошёл до своего внедорожника и, сняв его с сигнализации, сел в салон. Сумерки постепенно опускались на город. Он завёл двигатель и выехал с парковки. Преодолел несколько метров закрытой территории и выехал из металлических ворот на улицу, направившись домой.

Андрей медленно ехал, постоянно перестраиваясь из ряда в ряд, сидя в своём «БМВ» и думал… В голову лезли разные мысли и их многообразие не давало сосредоточиться на чём-то конкретном. Ему начинало казаться, что в этот самый момент ему не хочется размышлять не о чём, кроме Кристин. Что значил для него образец? Да, в общем-то, ничего! С образцом нельзя было построить семью, а вот с Кристин можно было. Однако всё это очень сложно! Призрак не знал о ней ничего, как, собственно, и она ничего не знала о нём! В этом были свои и плюсы, и минусы. Он не мог забыть её лицо. Её нежный взгляд, улыбку… Это всё оставалось в сердце Романова, и он очень дорожил этими ещё свежими воспоминаниями. Андрей снова вспомнил о назначенной с ней встрече, до которой было ещё так далеко. Он понимал это, чувствуя, что не может строить никаких планов, поскольку сам не мог знать, где и когда закончится его жизнь. Такая странная и не подчиняющаяся никаким правилам! Романов не раз ловил себя на мысли, что правила любил писать сам: своими словами и поступками. Его планирование операций всегда было успешно претворено в жизнь. Этим можно было гордиться! Но Андрей только улыбался и не думал о тех заслугах, которые заслужил по праву за долгие годы службы в ФСБ.

Призрак пытался не думать о своих заслугах, но это было как рефлекс или выработанное временем подсознательное чувство, они всегда догоняли его и не давали ему забыть о его жертвах на благо своей страны. Он не любил вспоминать о том, что потерял, верно продолжая служить своему Отечеству. Андрей хотел понять лишь одно: что его жертвы не были напрасны и о них не забудут, даже если пройдут многие годы и десятилетия. Он понимал, что времена меняются, как и меняются герои! На смену одним приходят другие, и так бесконечно, а ему лишь удостаивалось отдельное место в первом звене, которое стояло насмерть, охраняя государственный строй и интересы Российской Федерации.

Романов подъехал к дому и остановил свой внедорожник, нажав ногой плавно на педаль тормоза. Переставив автоматическую коробку передач в положение «Parking», он заглушил двигатель и вышел из машины, поставив её на сигнализацию, и направился к подъезду.

Поднявшись на лифте на свой этаж, Андрей подошёл к двери квартиры и, открыв все замки, вошёл в тёмный коридор. Он отряхнул пальто от ещё не успевших растаять снежинок, и, повесив его на вешалку в шкаф-купе, сел на стоявший в коридоре стул. Сильно болела грудь. Призрак вытер пот со лба и закрыл глаза. Тупая боль чувствовалась уже практически везде. Романов снял ботинки и вытащил из кармана бокового кармана пиджака блистер с таблетками. Вытащив две, он поднёс их ко рту и через какое-то время судорожно проглотил.

Боль не отходила. Андрей встал со стула, еле-еле пройдя коридор, зашёл в гостиную и без сил свалился на диван. Всё стало расплываться, он будто ощущал, что находится не во сне, но уже и не в реальности. Боль постепенно начинала ослабевать, а его глаза стали медленно слипаться, и через несколько минут Призрак заснул.

Рим. Дворец.

В центральном зале дворца, построенном в стиле барокко, царил полумрак, окутывавший разные шедевры живописи эпохи Возрождения, висевшие на стенах и посвящённые библейским сюжетам. Высокий потолок украшали лепнины и живописные фрески. Пол устилал паркет из самых дорогих пород дерева, уложенный в виде мозаики. Зал был уставлен старинной антикварной мебелью, каркас которой отливался золотым свечением.

Многие из картин, висевших на стенах, официально считались навсегда утерянными, но в итоге нашли своё пристанище в этом старинном дворце; украшали зал и три огромные люстры, а контрастные витражные окна придавали всему неповторимую атмосферу таинственности.