Читаем Мерцание золота полностью

— Обыкновенно, — пожал тот плечами. — Дали в руки винтовку, он и пошел в войну играть. Шестнадцать лет было пареньку.

— А когда наши пришли?

— Уехал на Дальний Восток. В деревне его не выдали, но слушок прошел.

— С русскими писателями не соскучишься, — покачал я головой.

— Это с лучшими, — поднял указательный палец Вепсов, он у него был короче, чем у других. — У бездарей все не так.

С этим трудно было не согласиться.

— Проходите, — вышла из кухни жена Поронина. — Руки можно помыть в ванной.

В ванную по очереди прошествовали Просвирин, Викторов, Птичкин. Замыкали процессию Вепсов и я.

«До цвета никак не дотягиваем, — посмотрел я на себя в зеркало. — Вепсов туда рвется, но кто ж его пустит? Даже Бочкарев становится косноязычным, когда говорит о его романах. А Вепсов Классику и гонорар, и машину, когда надо выехать с дачи. Сволочной народ писатели. Но такими они были всегда. А Поронину наука. Знай, с кем имеешь дело».

— Надо выходить в люди, — сказал Вепсов, когда я сел рядом с ним. — Пора на книжную ярмарку ехать.

— Во Франкфурт? — спросил я, накладывая на тарелку салат оливье.

— У кого острить учишься? — потянулся за рыбкой Вепсов.

Он закусывал только осетриной и сёмужкой.

— У Просвирина, — сказал я. — Но мне до него далеко.

— Всем далеко, — согласился Вепсов. — В Ленинград, на «Белые ночи» поедешь.

Я знал о книжной ярмарке, которая проходила в начале июня в северной столице.

— Сейчас он уже не Ленинград, — сказал я.

— Для кого как, — посмотрел на меня Вепсов. — Булгакова там покажем, воспоминания о Фадееве с Абрамовым. Пора.

Пора так пора. Голому собраться — только подпоясаться.

— Книгу о Мытищах с собой брать? — отсалютовал я рюмкой Поронину.

— Не надо.

И после новоселья у Поронина я отправился в Санкт-Петербург.

Команда подобралась солидная: отдел реализации в полном составе и я. А отдел этот, как я уже говорил, у нас сплошь состоял из выпускников Бауманского училища.

Я знал, что в Бауманском учились технари, которые ни в каких других вузах учиться не могли. Их ум граничил с идиотизмом, они мне в этом признались сами.

— У нас либо нобелевские лауреаты, — сказал Дима Колтунов, начальник отдела, — либо пациенты психбольницы.

Коржов с Егоровым, его подчиненные, синхронно закивали. Шефа они поддерживали во всем.

— Кого больше? — спросил я.

— В смысле? — посмотрел на меня Колтунов.

— Лауреатов или идиотов?

— Примерно поровну, — озадаченно почесал затылок Дима.

Похоже, этот вопрос перед ним до сих пор не вставал.

— Но ведь вы пока ни те ни другие, — сказал я.

— Советская власть закончилась, и Бауманское училище стало таким же, как МАИ, — презрительно прищурился Колтунов.

— Даже хуже, — вмешался в беседу старших по званию Коржов. — Бауманка теперь как финансовая академия.

— Да ну? — поразился я.

Для меня Бауманское училище, авиационный институт и финансовая академия в одинаковой степени были палатой номер шесть. Учиться или работать там могли только душевнобольные.

— МГУ тоже хороший вуз, — сказал Саша Егоров.

— Только мехмат, — строго посмотрел на него Колтунов.

— С философского многих забирают, — вмешался Коржов.

— У тех просто голова слабая, — махнул рукой Колтунов. — О них и говорить не стоит.

Я подумал, что, возможно, в математике Колтунов, Коржов и Егоров были гениями, однако в продаже книг они не понимали ничего.

— Кто такой Ефремов? — спросил меня Коржов после совещания, на котором обсуждался тираж шеститомника писателя.

— Фантаст, — сказал я.

— Как Жюль Верн? — удивился Володя.

— Скорее как Беляев.

— Да ну? — еще больше удивился Коржов.

Похоже, что о Беляеве он тоже ничего не слышал.

— «Человека-амфибию» придумал, — сказал я. — А у Ефремова «Таис Афинская», «Час быка» и «Лезвие бритвы».

— Понял, — кивнул Коржов. — У меня сын фантастику любит.

«Зато книги хорошо разгружает, — подумал я. — Уже весь подвал забили пачками, скоро по этажам пойдут».

В Питере участников ярмарки разместили в мотеле на берегу Финского залива.

— Чтоб не разбежались, — сказал я Колтунову.

— Хорошее место, — не согласился со мной Дима. — Купаться только нельзя.

— Почему?

— Во-первых, холодно, во-вторых, вода грязная.

— И мелко, — добавил Коржов.

Мне понравилось, что ребята хорошо ориентируются на местности.

— На банкет пойдете? — спросил я.

— А как же! — хором сказали Коржов и Егоров.

— Банкет оплачен только на двоих, — строго посмотрел на подчиненных Колтунов. — Идут Колтунов и Кожедуб. А вы в магазин.

Вечером мы отправились в ресторан.

— Вон ваш столик, — показал официант. — На табличках написано, кто где сидит.

За нашим столиком уже сидели двое ребят.

«Издательство «Куб»», — прочитал я на табличке.

— Сергей, — представился один из них.

— Гена, — сказал второй. — А вы и вправду писатели?

— Конечно, — кивнул я. — Современные.

— А раньше были советские, — хихикнул Колтунов.

«Остряк бауманский, — покосился я на него. — Ты ведь еще ничего не написал. И не напишешь».

— Я пошутил, — сказал Дима.

— За знакомство! — взял я в руки бутылку.

— Мы не пьем, — сказал Сергей и посмотрел на коллегу.

— Совсем, — кивнул тот.

— Как это? — удивился я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза