Мерцание золота

Кафе, в которое пригласили нас Володя с женой, было на территории турбазы.

— Здесь вино хорошее, — сказал Бочаренко. — Вчера литра два выпил — и ничего.

— Пусть будет вино, — согласился я.

Я не стал ему говорить, что сам балуюсь хересом, продающимся на набережной. В Коктебеле у каждого свои секреты, и негоже выбалтывать их первому встречному.

За соседним столиком я увидел поэта Андрея Утлого с молодой женой. Сам Андрей был из казаков, а жену взял казашку.

«И не боится, — подумал я, наблюдая, как он что-то нашептывает ей на ухо, между прочим, довольно большое. — Но чего не сделаешь в первый месяц совместной жизни».

Сам я степнячек остерегался. В их черных раскосых глазах мне мерещился красный отсверк огней стоп-сигнала. А Утлому, похоже, нравилось играть с огнем.

— Идите к нам! — помахал рукой Володя. — Я угощаю!

Молодая чета с радостью перебралась за наш стол.

Егор нашел себе подружку лет пяти, и они с визгом носились между столами. Взрослые на них не обращали внимания.

— Что бы мы без нее делали? — показал я на подружку.

— Сами бегали бы, — вздохнула Алена.

— Здровепеньныхпаньпоразпервши! — поднял я фужер.

Марина, жена Володи, покосилась на меня, однако отпила глоток. Как я знал, была она генеральской дочкой и щепетильно относилась к здравицам в свою честь. Казашка по-польски не понимала, но охотно выдула фужер до дна.

«Хлебнет с ней Андрей, — подумал я. — Освобожденная женщина Востока сколь прекрасна, столь же и страшна».

Казашка подмигнула мне и собственноручно наполнила свой фужер.

— Может, пойдем отсюда? — толкнула меня под столом жена.

— Ни в коем случае! — уперся я. — Ты только посмотри, как ребенок резвится.

Тот уже бегал во главе большой шайки детей, среди которых были и отроки.

— Далеко пойдет, — наклонился ко мне Бочаренко. — В каком пансионе воспитываешь?

— В уличном, — сказал я. — Во Внукове у них подобралась хорошая команда.

— Я тоже получил квартиру во Внукове, — поиграл бровями Володя.

— В чью квартиру въехал? — обрадовался я.

— Ваншенкин свою сдал.

Да, я знал, что Константин Яковлевич решил отказаться от внуковской дачи. После смерти жены она ему не была нужна.

— Надо было подождать, когда в Переделкине дадут дачу, — сказала Марина.

— Переделкинскую можно всю жизнь ждать, — перестал улыбаться Володя.

— И не дождаться, — поддержал его Утлый.

Мы выпили еще по фужеру и отправились домой. Ночь была лунная. На отсвечивающем серебром небе четко рисовались вершины Карадага.

— Как на Марсе, — шепнула мне жена.

Я на Марсе не был, однако согласился с ней. В Коктебеле действительно инопланетный пейзаж.

С моря налетел порыв ветра и сорвал с Марины шейный платок. Он плавно опустился на верхушки тростника, растущего под мостиком, по которому мы проходили.

— Сейчас достану, — сказал Володя.

Он потянулся к платку — и ухнул в заросли тростника.

— Володя, ты где?! — закричала Марина.

Из-под моста послышался стон.

Мы с Андреем, цепляясь за стебли тростника, спустились вниз. Ночь хоть и была лунной, однако разглядеть что-либо под ногами было трудно.

Володя лежал на забетонированном стоке воды и глухо стонал.

— Кажется, руку сломал, — проговорил он.

Мы помогли ему выбраться на дорогу.

— Надо вызывать «скорую», — сказала Алена.

Андрей побежал в администрацию Дома творчества. «Скорая» в Коктебель приезжала из Феодосии, а это не меньше двадцати километров.

Мы довели Володю до Дома творчества.

— Зачем ты полез за этим платком? — причитала по дороге Марина. — Сто лет он мне нужен!

— Наши батыры на полном скаку барашка подбирают, — сказала мне жена Андрея.

Кажется, она снова подмигнула мне.

— У вас степь, — сказал я, — а здесь горы. Барашков на их склонах я что-то не видел.

— На море барашки, — засмеялся Егор.

Все это время я его не видел и не слышал, что само по себе было странным.

Часа через полтора приехала «скорая» и увезла Володю в Феодосию. Оттуда он вернулся с рукой в гипсе и хромающим на обе ноги.

— Перелом, — лаконично объяснял он писателям.

— Бандитская пуля, — добавляли мы с Андреем.

Казашка при этом подмигивала направо и налево.

«Наверное, у нее нервный тик, — думал я. — Но сейчас у каждого второго тик».

На следующий день я сходил к мосту и осмотрел место, куда свалился Володя. То, что я увидел, ужаснуло меня. Из забетонированного стока беспорядочно торчали железные штыри, и Бочаренко лишь чудом не нанизался на один из них.

— Поставь свечку своему ангелу-хранителю, — сказал я Володе при встрече. — И захочешь, не упадешь так аккуратно.

— А пьяных Бог бережет, — засмеялся Бочаренко. — Андрей с казашкой опять подрались.

— Они дерутся? — удивился я.

— Почти каждый день. Добром это не кончится, помяни мое слово.

И он был прав. Через какое-то время я узнал, что после очередной драки казашка сдала Андрея в милицию, и писатели всем миром вызволяли его из тюрьмы. Удалось это им с большим трудом.

Однако случилось это уже после Коктебеля. Там у молодоженов был медовый месяц, и о милиции еще никто не заикался.

— Кроме Бочаренко, — сказала жена.

— Когда у тебя в гипсе рука, — парировал я, — в голову лезут плохие мысли.