- Мне всегда хочется того же, что и вам, - заверила его де вушка и, наклонившись к уху Лаврентьева, торопливо зашептала. - Вчера на совете директоров Чернов говорил о том, как правильно он поступил, что сделал ставку на новые разработки "Форс"! На них сейчас огромный спрос, прямо ажиотаж развернулся. Всю пар тию, которая должна поступить в марте, уже продали, и есть за казы на следующую. Он ещё хвалил себя за то, что получил у "Форс" эксклюзивное право представлять в СНГ последние версии. А я-то помню, что это ваша идея. Он все рвался взять за бесце нок 386-е процессоры и материнские платы, говорил, что прибыль окажется громадной, у нас ещё долго будет хороший спрос на не дорогие 386-е компьютеры. А вы были категорически против. Те перь, когда ясно, что 386-е совсем не идут, присваивает себе ваши идеи!
Вадим усмехнулся. На ухо и шепотом здесь говорят не интим ные вещи, а осуждают начальника - не дай Бог, услышит! И такие сообщения свидетельство самой глубочайшей преданности. Ведь если Лаврентьев случайно скажет об этом Чернову, она останется без работы! Похоже, девчонке очень хочется...
- Я благодарен тебе за доверие, Надюша, - с улыбкой сказал он и шлепнул девушку по упругой попке. - Принеси мне сводку вче рашних достижений магазинов и, если можно, копии договоров, ко торые Чернов подписывал без меня.
- Конечно, Вадим Павлович. Сейчас.
Как она качала бедрами, выходя из кабинета! Действительно, хочется девчонке. Склонив голову на ладонь, Лаврентьев долго смотрел на дверь, обитую черной кожей. Потом ещё раз, теперь уже мрачно, усмехнулся.
Ей хочется, а ему - нет. Стройные ноги в черных колготках и то, что он видел под юбкой, не возбудили его, не отвлекли от невеселых мыслей.
Другая девушка хозяйничала в его воображении: то появля лась, то исчезала, то улыбалась, раскинув длинные ноги с неж ной, смуглой кожей на белой простыне и разметав по подушке тем ные волосы, то смотрела, как обиженный ребенок перед тем, как заплакать...
Ночью, в больничной палате, он понял, что нужно встретить ся и поговорить с Юлей. И даже придумал, как он будет разгова ривать с нею, чтобы не особенно показывать свои чувства, и в то же время как бы извиниться. Она должна понимать, что вчера он плохо себя чувствовал, плохо соображал. Поэтому и говорил с нею... может быть, излишне резко. К тому же, и она виновата в том, что случилось. Не стоит делать далекоидущие выводы, заяв ления, вроде: больше никогда! В конце-концов, они люди взрос лые, можно во всем спокойно разобраться. Наверное, он был не прав, ну что же, человеку свойственно ошибаться...
Однако, утром стало ясно, что такой разговор ни к чему не приведет. Юля вряд ли станет его слушать. Нужно было сказать что-то другое, более важное, более искреннее... Но прежде необ ходимо найти её. Он думал об этом во время повторного обследо вания в Институте нейрохирургии, думал, когда отец вез его до мой. И когда чистил моющим пылесосом забрызганный кровью ковер, приводил в порядок кабинет, ехал на службу.
Где же, черт побери, где её искать?
Ответа на проклятый вопрос не было. Где она сейчас? В квартире Колготина? А где эта чертова квартира?! Или её опеча тали, Юлю выгнали, и она вернулась в Ростов? У Колготина не спросишь, он сидит за решеткой, у лейтенанта - тоже. Сам же сказал, что не знает никакой Юлии Малюковой. А она могла, могла уехать! Здесь жить негде, а он вчера разорался, обидел девчон ку... Мог бы догадаться, что ей теперь некуда идти, негде жить, надо помочь девчонке, но, как назло, именно вчера он догадался совсем о другом! Почему-то решил, что она пришла, чтобы обезо пасить себя.
А ей просто некуда было идти! Поэтому её глаза были такими печальными...
Надя принесла голубую папку с золотым тиснением "Колея". Для служебного пользования". Положила на стол перед ним. Лав рентьев молча кивнул и даже не посмотрел, как соблазнительно покачивается упругая попка, когда Надя шла к двери.
Мысль о том, что Юля уехала в Ростов, и он никогда больше не увидит её, напрочь выбила Вадима из рабочей колеи. Целый час он сидел за столом, разглядывая золотое тиснение на папке, но так и не открыл её.
Чернов, предупрежденный секретаршей, вошел без стука, крепко пожал Вадиму руку и плюхнулся в кресло напротив стола.
- Ну ты даешь, Вадик! Я же предупредил тебя: неделю-другую можешь спокойно болеть! Твои гениальные идеи живут и побеждают. Чего примчался на ночь глядя? А потом Павел Сергеевич скажет, что я, подлый капиталист, эксплуатирую больных людей? И каких людей! Золотой фонд "Колеи"!
- Ты, как знаменитая Трындычиха, не остановишься, - сказал Лаврентьев. - Я к тебе приехал, по делу. А это, - он кивнул на папку, так, чтобы время скоротать. Работать, действительно, не могу еще.
- А я тебе про что? Сказал же: вечером приеду, поговорим. Или ты с Людой будешь?
- С Людой не буду. У меня другая проблема. Нужно найти од ну девушку.
- Помню, помню, ты вчера говорил, что во всем этом стран ном происшествии замешана таинственная... Девушка? Вчера она была, если мне память не изменяет, женщиной.