Мёртвая дорога

— Всех придурков и слабосилку на работу, чтобы ни одного филона не было! Кто будет филонить — на триста грамм без баланды.

Три катера непрерывно курсировали между судами и берегом, перевозя заключённых на необетованную землю. Каждая колонна выгружалась на отведённый ей клочок земли. Охранники с автоматами и овчарками окружили небольшие площадки у реки, расставив там таблички с надписями: «Зона».

Заключённые сходили с катеров. Здесь же, у трапов, охранники вели им счёт, обыскивали их с ног до головы. Дальше они шли попарно в круг, где по команде садились. Земля с её вечной мерзлотой покрывалась серыми бушлатами, над которыми роем кружились комары.

Когда счёт и обыск заключённых были закончены, начальники колонн объявили приказ Антонова, в котором были обещаны поощрения за быструю разгрузку судов.

Первая премия на бригаду: пол-литра спирту и пять пачек махорки, вторая — четыре пачки махорки. За каждый паровоз, выгруженный без поломок, — пол-литра спирту и три пачки махорки. По толпам прошёл гул не то одобрения, не то насмешки, а конвой уже кричал: «Разберись по пяти!» Подошли прорабы, десятники, и заключённые в оцеплении двинулись к лесу.

Вдоль всего берега валили лес, зачищали и тащили к реке бревна, а там рубили ряжи. И заключённые и конвойные проклинали комаров, разводили костры, ругались от нестерпимой боли и зуда. А десятники кричали: «Давай, давай!»

Антонов и часть его свиты улетели в Игарку, улетел и Татаринов. Нам с Рогожиным и Слободским, начальником партии соседней экспедиции, Татаринов приказал уточнить место перехода через реку Таз, помочь строителям промерять реку в месте причалов и составить для них планы. Слободский, кроме этого, должен был срочно проложить трассу от причалов на коренной берег Таза для вывоза прибывших пароходов, вагонов и рельсов.

Ни днём, ни ночью не прекращались работы в лесу и на берегу. Только на пять-шесть часов бригады уводили по очереди на отдых в палатки, поставленные «слабосилкой». Люди валились на сколоченные из жердей нары, закутывали головы в бушлаты и, провалявшись несколько часов, заслыша подъём, снова шли в лес. В перерывы на обед, когда раздавали пайки и баланду, люди выстраивались в очередь у походных кухонь, а потом, закрывшись от комаров бушлатами, склоняли головы над мисками.

Дальше от реки, на высоком берегу, «слабосилка» строила каптёрки, зону, «кондей» и устанавливала палатки, похожие на бараки с вагонками внутри.

На четвёртые сутки все три лихтера подошли к причалам. Заключённые буквально облепили суда. Они несли на берег мешки, ящики, выводили лошадей. Скрипели вороты, лебёдки, люди надрывались у ваг из целых брёвен, и тяжёлые машины спускались на ряжи. Их тащили дальше на расчищенные площадки берега. В этой работе, граничащей с самопожертвованием, люди ежеминутно шли на отчаянный риск.

Селиванов с бригадами плотников соорудил на ряжах подмости из брёвен и шпал, проложив по ним рельсы с борта лихтера на берег. Осторожно спускали паровозы по рельсам, придерживая лебёдками и воротами.

Сам Селиванов двое суток не уходил с причала. Последний паровоз чудом не слетел в реку: под ним треснуло бревно в подмостях, он покачнулся, — но «братва», поддержавшая его расчалками, вовремя упёрлась, и паровоз проскочил роковое место. Если б не это, не миновать бы Селиванову нового «срока».

Когда разгрузка подходила к концу, Антонов снова прилетел на Таз. Он приказал раздать обещанную премию и велел растопить один паровоз.

— Но ведь дороги нет, куда же он пойдёт? — пытался удержать его начальник отделения.

— Пущай хоть посвистит, это нужно для мобилизации людей, — подтвердил своё распоряжение начальник строительства.

Вода в реке быстро убывала, и как только закончили разгрузку, лихтеры отвалили от причалов. Они стали разворачиваться вниз по реке и давать прощальные сигналы. В ответ им с суши просвистел паровоз. Заключённые все были на берегу, махали руками или угрюмо смотрели вслед им, уходящим на Большую землю.

Я ещё раз окинул взглядом заросший густым лесом берег и подумал: «Хорошо ещё, что мы отстояли свой вариант трассы. Ох, как трудно было бы им там, в голой тундре...»

— Когда поплывём вверх по Варка-Сыль-Кы? — спросил Рогожин. — Чем раньше, тем лучше, — ответил я.

Хотелось уехать как можно скорее, чтобы не видеть лагерных порядков. Но на катер собрались только к обеду; от строителей пришли прораб Селиванов и пять работников связи, которым нужно было познакомиться с участком Рогожина.

Небольшой «Ярославец» легко скользил вниз по Тазу, и через десять минут мы были в устье Варка-Сыль-Кы. В эту реку никогда не заходили моторные лодки. Стаи уток, гагар и лебедей поднимались с воды, но улетать не хотели, а тут же прятались у берегов в траву или подолгу бежали впереди катера. Рогожин показывал рулевому, где плыть, чтобы не попасть в глухие протоки и заливы.