– Ну… помнишь, как у Фанабер пошла черная слюна? – спросила Хольда, и Флинн кивнул. – Это была суллема – так называется яд, который течет из отравленной души одержимого. И она бывает разной. Например, у Безумного это дым и огонь. Реже искры.
– И Фанабер отравила меня этой суллемой?
– Да, отравила. Когда ты валялся без сознания, мы с Графом Л напоили тебя «Слезами единорога», это помогло очистить твое тело, но суллема успела проникнуть глубже – в твою душу. Если бы не твой напарник, то я бы сейчас с тобой не разговаривала.
– Почему это? Воскресили бы меня – и все.
Она вдруг замолчала, провалившись в свои мысли. Флинн уже хотел оставить ее наедине с собой, как вдруг она дрогнувшим голосом сказала:
– Тело вернуть можно, а вот душу – не всегда…
Флинну стало неловко, он будто открыл чей-то личный дневник и прочитал пару строк. Лучше сменить тему.
– Хольда, все хотел тебя попросить, но не решался, – вкрадчиво произнес Флинн. Хольда непонимающе глянула на него. – Можешь показать мне свою стрелу?
– Ну ладно, – согласилась она.
Хольда отошла от края крыши, сняла замшевую куртку и бросила ее на диван. Она встала к Флинну спиной, убрала волосы и приспустила футболку. От шеи вдоль позвоночника тянулась татуировка в виде стрелы. Сомкнув пальцы на хвостовике, Хольда потянула руку вверх, и сияющая золотом стрела вышла из ее спины, словно из колчана.
– Вот, любуйся, – повернувшись, сказала Хольда и положила стрелу на свою ладонь. – Это моя Химера, – с нежностью добавила она.
– А можно взять ее? – спросил Флинн и затаил дыхание. Он чувствовал себя ребенком, которому показывали какую-то диковинку, привезенную из далекой-далекой страны.
– Бери, – разрешила она.
Флинн аккуратно взял стрелу и с благоговейным трепетом провел по ней кончиками пальцев: скользнул по мягким перьям, прошелся по слегка шершавому древку и дотронулся до наконечника, проверяя его остроту. Совсем скоро он ощутил легкое покалывание во всем теле, будто зашел с мороза в теплое помещение, – стрела отозвалась на его прикосновения. В голове завертелись чужие воспоминания, и Флинн видел их так, точно они принадлежали ему: вот он растет на высоком холме, наблюдая за сотнями закатов и рассветов, вот он неподвижно лежит в сырой земле, слушая, как в ней копошатся черви, а тут он летит по бесконечному синему небу, иногда ныряя в облака. С Флинном говорили души Химеры. Они рассказывали о своих прошлых жизнях, и он не мог наслушаться, жадно впитывая каждый образ, возникавший в голове.
Флинн, наверное, простоял так несколько часов, но его ноги ничуть не устали, наоборот, он чувствовал такой прилив сил, что готов был пробежать от одного края Инферсити до другого.
– Безумный… – дрожащим от ненависти голосом прошептала Хольда.
10
Алый дым
Флинн поймал воинственный взгляд Хольды и посмотрел в ту же сторону. Плотное тело сизого тумана распорол столб алого дыма. Он поднимался от здания детского приюта, где в окне первого этажа танцевали зловещие огненные отблески. Стрела в руке Флинна зазвенела и попыталась вырваться. Хольда тут же перехватила ее.
– Когда войдем в приют, не вздумай нападать на одержимого, у тебя сейчас нет оружия, а голыми руками его никогда не побороть. Если будут пострадавшие, напои их «Слезами единорога» и выведи на улицу. Все понял? – строго спросила Хольда.
– Понял, – ответил Флинн, пытаясь успокоить сердце, которое неистово металось в груди.
Он так быстро спускался по лестнице вслед за Хольдой, что не отличал дверей от стен. После каждого прыжка вибрировали все кости, и Флинн боялся, что еще немного – и его скелет сбросит тело, как костюм, и побежит дальше без него.
Выскочив на улицу в объятия сизого тумана, Хольда помчалась к приюту. Вмиг оказавшись на крыльце, она остановилась. На входной двери не было ручки, вместо нее зияла дыра с обугленными краями.
– Что бы ты сейчас ни услышал – и пикнуть не смей, – тихо приказала Хольда.
Она осторожно толкнула дверь и переступила порог, двигаясь плавно и бесшумно, как лиса во время охоты. Прихожая тонула в полумраке: почти все лампы оплавились и стали напоминать цветы, убитые внезапным морозом. Удушливый запах гари разъедал ноздри, а на бледно-желтых обоях виднелась копоть в форме отпечатков ладони, будто кто-то шел вдоль стены, пылающей рукой прикасаясь к ней.
Стрела опять зазвенела и слегка изогнулась влево – туда, куда вели ужасающие отпечатки. Свернув в ту сторону, Хольда и Флинн попали в узкий коридор, наполненный тихими стонами и почти осязаемой тревогой. Они шли и внимательно прислушивались, пытаясь понять, откуда доносятся звуки. За закрытыми дверями царила такая тишина, будто все дети мирно спали в своих кроватях и видели приятные сны, не ведая о том, что в этот момент творится в их приюте.