— Собственно, это все… До свидания…
— До свидания, — сказал Сергеев, а Иванов, прощаясь, помахал милиционеру рукой, в которой все еще держал пистолет. Лейтенант Колотилов опрометью выскочил в коридор, дверь за ним захлопнулась с треском.
— Скользкий тип, — проговорил Сергеев задумчиво.
— Прохвост, — сказал Иванов.
Сергеев вернулся в кресло, пистолет положил на подлокотник, раскрыл на коленях папку, принесенную лейтенантом Колотиловым, перевернул несколько листов…
— Так-так, что мы имеем? А имеем мы стандартный набор следственных действий: осмотр места преступления, осмотр тела, допрос свидетеля, обнаружившего труп — и все. Ничего интересного, в общем. Хочешь посмотреть на картинки?
Сергеев протянул Иванову пачку черно-белых фотографий. На первом же снимке Иванов увидел жалкий обезглавленный труп несчастного Копфлоса, лежащий в черной луже запекшейся крови. Дальше Иванов смотреть не стал. Сергеев продолжал листать машинописные страницы протоколов, изобилующие большим количеством опечаток.
— Ага, — сказал он, — домашний адрес Копфлоса. Улица Нахимова, дом двадцать один. Завтра утром надо будет наведаться в его квартирку.
— Уж не пропавшую ли голову Копфлоса ты собираешься там искать? — осведомился Иванов.
— Нет, конечно, — сказал Сергеев. — Какую-нибудь зацепку…
— Какую зацепку? — Иванов зевнул. — Там уже побывала следственная бригада, все перевернуто вверх дном, никаких следов нет…
— Протокола осмотра квартиры Копфлоса в этой папке нет, — сказал Сергеев. — Вот, сам посмотри.
Иванов посмотрел и убедился, что напарник прав.
— Да, действительно. Тогда, конечно, придется нам самим посетить этот адрес: Нахимова, двадцать один.
Он вернул папку Сергееву, а сам повалился на кровать. Поворочавшись, пожаловался:
— Я уже и не помню, когда ложился спать раньше двенадцати.
Неутомимый Сергеев копался в папке. Нашел листок в клеточку, из школьной тетради. На листке было написано от руки: «Лаврентий Жребин, Климент Пряхин, Антон Неизбежин. Крематорий».
— Ну и что? — спросил Иванов, когда Сергеев зачитал ему надпись.
— Странная записка, — сказал Сергеев. — Не находишь?
— Может, она случайно оказалась в этой папке? — предположил Иванов.
Сергеев покачал головой.
— Не думаю.
— Ну ладно, — покорно сказал Иванов, — заглянем и в крематорий — завтра. Все — завтра…
Ночью Иванов долго не мог уснуть. За окном трещали лодочные моторы. В голове теснились неясные образы, требовали воплощения. Иванов лежал с закрытыми глазами и, словно разноцветные стеклышки, перебирал слова, пока не сложился стих, в котором нашли отражение впечатления от дневной поездки.
ОТВЕТЫ НА НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ
Прошлым вечером Северная Венеция встретила федеральных агентов не очень радушно: было прохладно, пасмурно и шел дождь. А нынче с самого утра опять объявилось жгучее летнее солнце, от мокрых стен домов валил пар, улица слепила глаза тысячью острых, как стеклянные осколки, бликов.
Иванов щурился, потел и боролся со страстным желанием раздеться до трусов. Увы — раздеться он не мог, кобуру с пистолетом в трусы не спрячешь. Сергеев был более привычен к жаре, он несколько лет прожил на юге.
Сильвия встретила вышедших на причал напарников привычным возгласом:
— Привет, мальчики. Повеселиться не желаете?
— Мы при исполнении, — строго ответил Сергеев, заметив, что Иванов слишком уж пристально поглядывает на шатер на плоту.
— Так вы тоже федералы, — догадалась Сильвия.
— Написано на нас, что ли? — негромко пробормотал Иванов, но Сильвия расслышала его слова.
— Да вы на тех, других, похожи, — охотно пояснила она. — И ведете себя точно так же.
— Понятно, — сказал Иванов.
По улице, мимо гостиничного причала, проплывала гондола, пассажиров в ней не было. Сергеев помахал рукой. Гондольер причалил, и федералы торопливо перебрались в лодку, под тень полосатого тента, натянутого на раму из алюминиевых трубок.
— Улица Нахимова, дом двадцать один, — сказал Сергеев гондольеру, усаживаясь на краешек теплой деревянной скамьи рядом с Ивановым.
Гондольер отчего-то замешкался.
— Нахимова, двадцать один? — переспросил он.