Мертвая хватка

А если будет плохо, значит, кое-кому тут на пенсию пора. Квалификацию, значит, кое-кто потерял – Тебя не переспоришь, – проворчал приземистый. – Моя бабка про таких, как ты, говорила: в рот колом не попадешь. Не знаю, что она имела в виду, но это точно про тебя.

Между тем кольцевая траншея вокруг дерева росла вширь и вглубь, постепенно превращаясь в воронку, из центра которой торчал цилиндрический островок переплетенной корнями почвы. Человек в камуфляже подошел к краю воронки, посветил фонариком вниз и сказал:

– Пожалуй, достаточно. Начинайте подрезать. Только аккуратно, ребята, не повредите корни. Я за это дерево головой отвечаю.

Снова замелькали лопаты, полетела земля. Потом со дна воронки раздался приглушенный голос:

– Готово. Грузим, пацаны. И-и-и-и – взяли!..

Верхушка дерева дрогнула, немного накренилась и вдруг начала плавно подниматься. Человек в камуфляже и его приземистый собеседник торопливо вернулись к машине и осторожно, стараясь не шуметь, откинули задний борт. Со стороны воронки доносились звуки глухой возни, там кряхтели, сопели и тихо, но очень прочувствованно матерились; из-под тяжело ступающих ног с шорохом сыпалась на дно воронки земля, и беспорядочно, как от порывов предгрозового ветра, шелестели листья. Человек в камуфляже и его приземистый приятель, которого он называл Матвеем, отошли в сторонку, чтобы не мешать. Мимо них, приседая от натуги, пронесли выкопанное вместе со здоровенным куском прикорневой почвы дерево. Почвы было много, кубометра два, а то и все три, и люди, тащившие этот рассыпающийся в руках, крошащийся, неимоверно тяжелый земляной цилиндр, переставляли ноги с заметным усилием.

– Ну, мальчики, – сказал человек в камуфляже, подставляя под цилиндр плечо, – еще один рывок!

– Кто воздух испортил? – с натугой спросил кто-то.

Послышался сдавленный смех, верхушка дерева дрогнула и опасно накренилась.

– Ааат-ставить! – тихо скомандовал приземистый. – Приготовились.., и – раз!

Земляной цилиндр вместе с деревом плавно взлетел в воздух и приземлился в кузове грузовика. Мотор сразу же завелся. Люди в масках начали сноровисто карабкаться в кузов. Вскоре грузовик уже был у ворот, где в него запрыгнули те двое, что оставались возле караулки. Тяжелые створки ворот, тихо лязгнув, сомкнулись, грузовик рыкнул, зажег синие маскировочные фары и неторопливо скрылся за углом.

– Вы слушали ночной выпуск «Новостей», – сказал приятным женским голосом стоявший на столе в караулке приемник. – С вами радиостанция «Маяк». Предлагаем тем, кто не спит, послушать легкую музыку.

Лежавший в углу джутовый мешок откликнулся на это предложение возмущенным мычанием и несколько раз дернул связанными липкой лентой ногами в высоких армейских ботинках.

* * *

Телефон зазвонил в начале двенадцатого. Илларион Забродов не удивился, поскольку ждал этого звонка. Он отставил в сторону грабли, которыми рыхлил землю вокруг яблони, сдвинул на затылок соломенную шляпу и вынул из кармана настойчиво пиликавший мобильник.

Как он и предполагал, звонил Сорокин.

– Ты на месте? – спросил он, забыв даже поздороваться.

– А где же мне быть? – удивился Илларион, неторопливо вынимая из другого кармана сигареты. – Несу трудовую вахту.

– Меня ты подсиживаешь, а не трудовую вахту несешь, – проворчал Сорокин. – Теща, как посмотрит на этот твой парадиз, до самой смерти меня пилить не перестанет. «Ах, Илларион, ох, Илларион!.. Какой мужчина! Не то что ты…»

Забродов закурил, убрал сигареты и зажигалку в карман и критически осмотрел плоды своих трудов. «Пожалуй, сойдет», – решил он и, подхватив грабли, пошел на веранду, в тенек.

– Я вообще не понимаю, зачем ты там сидишь, – сказал Сорокин, и Илларион без труда уловил в его голосе нотки раздражения. – Умничаешь чего-то, темнишь… У тебя там что-нибудь прояснилось с этой яблоней?

– У меня нет, – кротко сказал Забродов. – А у тебя?

– А у меня зато полная ясность! – больше не скрывая своего дурного настроения, сердито сообщил Сорокин. – Сегодня ночью с опытной делянки покойного Азизбекова еще одно дерево сперли. И тоже яблоню.

– Ай-яй-яй, – огорченно сказал Илларион. – Совсем обнаглели, сволочи.

– То-то и оно, что обнаглели, – проворчал Сорокин. – Вырубили на улице освещение, напали на сторожа, надели ему на голову мешок, связали, загнали прямо на территорию грузовик, выкопали дерево и укатили.

– И, конечно, никаких следов, – предположил Илларион.

– Следов сколько угодно, – возразил Сорокин. – Воронка осталась, как после взрыва пятисоткилограммового фугаса, и натоптано вокруг нее так, будто там человек двадцать сшивалось. И все, заметь, в армейских ботинках. На дорожке – следы протектора какого-то тяжелого грузовика, возле ямы кто-то забыл саперную лопатку…

Забродов поморщился, как от зубной боли. «Специалисты, – подумал он. – Нинзя-черепашки. Детский сад…»