Мертвая хватка

Эта мысль не была облечена в слова и не имела сколько-нибудь законченной формы; это был мгновенно промелькнувший в мозгу образ куцего пистолетного ствола, выплевывающего огонь, образ тупоносой пули в медной рубашке, со стальным сердечником внутри, которая, бешено вращаясь вокруг продольной оси, вгрызается в мягкие теплые внутренности, образ черной ночной травы у самого лица и сырой земли, набившейся в разинутый в беззвучном крике рот. Валерий будто мультфильм просмотрел и, будто в мультфильме или в компьютерной игре, сам не понимая, что собирается делать, поднял бутылку, которую держал в руке, и что было сил хватил ею Простатита по голове.

Треск и звон разлетевшегося вдребезги стекла привел его в чувство. Простатит издал какой-то невнятный звук и тяжело опустился на колени. Если бы дело и впрямь происходило на экране, ему сейчас полагалось бы ткнуться широкой мордой в траву и затихнуть, потеряв сознание. Но Простатит не был ни персонажем мультфильма, ни виртуальным монстром из компьютерной игры; это был нормальный московский бык с каменным черепом и мозгами, как у дятла, не боявшимися никаких сотрясений.

– Ну, козел, – с неожиданным удивлением в голосе проговорил Простатит, – я ж тебя сейчас урою!

Он тяжело тряхнул головой, и с его коротких волос во все стороны полетели маслянистые брызги. Теплая майская ночь тошнотворно воняла керосином, и этот запах подсказал Валерию, что делать дальше. Сам Валерий – его сознание, его эго, его первое и основное "я" – в этом процессе не участвовал. Очевидно, вызванное смертельной опасностью потрясение отключило в нем сознательное мышление, и на авансцену, раскланиваясь и деловито засучивая рукава, вышел второй Валерий Лукьянов – компьютерный стрелок, неуязвимый победитель монстров. Этот крутой парень быстро и ловко сдвинул под мышку болтавшийся на животе рюкзак, засунул руку в вырез расстегнутого гидрокостюма, нашарил в кармане рубашки новенькую газовую зажигалку, сунул ее под нос копошившемуся в траве противнику и одним точным движением высек огонь.

Простатит вспыхнул, как фитиль церковной свечки, и за гаражом сразу стало светлее. У него горело лицо, горели волосы, уши, и пиджак на плечах и груди тоже горел; вскочив на ноги и замахав руками, Простатит стал похож на невиданный самоходный канделябр со встроенным ревуном. Он неожиданно тонко, по-бабьи, завизжал – так же, как визжал, наверное, Большой Билл, когда Вождь Краснокожих пытался снять с него скальп, – прижал ладони к горящему лицу и, не переставая издавать потусторонние звуки, шатаясь, спотыкаясь и падая, бросился в сторону пруда. В пляшущих оранжевых отсветах Валерий заметил среди травы тусклый блеск металла – убегая, потерявший всякий интерес к военным действиям Простатит обронил пистолет. Валерий нагнулся за ним – нагнулся резко, почти нырнул, – ив это самое мгновение из темного окна первого этажа ударил первый выстрел. Пуля пронеслась у Валерия над головой с отвратительным плотным визгом, и он почувствовал затылком тугое дуновение, как будто над ним взмахнула крылом птица. Что ж, если это было крыло, то принадлежало оно, наверное, самой Смерти.

Ладонь Валерия сомкнулась на рубчатой рукоятке, еще хранившей тепло ладони Простатита. Он схватил пистолет, вскинул его на уровень глаз и нажал на спусковой крючок, ничего толком не видя, ничего не понимая, но при этом будучи уверенным, что непременно попадет. Возможно, так бы оно и вышло, и карьера Виктора Андреевича Майкова, который в этот момент во весь рост стоял на подоконнике, готовясь выпрыгнуть наружу, тем бы и закончилась, но вот пистолет в руке Валерия почему-то даже не подумал выстрелить. Спусковой крючок не подался ни на йоту, как будто был вырезан из одного куска металла с пистолетом, словно и не пистолет был у Валерия в руке, а плохонькая детская игрушка без единой подвижной части.

Он снова нажал на спуск, энергично ткнув пистолетом в сторону дома, как это делают дети, играя в войну, и снова ничего не произошло. Зато Майков снова пальнул из своего ствола, разорвав ночь короткой вспышкой оранжевого пламени и звуком, похожим на удар молотком по доске. Висевший на боку у Лукьянова рюкзак вдруг подпрыгнул, как живой. Раздался негромкий звон стекла, и в воздухе резко запахло ацетоном. Валерий, дернув плечом, сбросил с него сырые лямки, отшвырнул рюкзак, стараясь сделать это так, чтобы он упал поближе к яблоне, и побежал.

Метра через три ему вдруг захотелось свернуть, и он прыгнул вправо, как заяц, путающий свой след. Позади опять бабахнуло, пуля с треском влепилась в землю слева от Валерия, и он услышал, как за спиной у него папа Май сыплет отборными ругательствами.