Мертвая хватка

За дерево он цеплялся так, что сразу было ясно: старый хрен скорее расстанется с рукой, чем разожмет пальцы до того, как ему заплатят. Девица – типа, дочка, – испуганно жалась к своему папаше, как будто в случае чего этот сморчок мог ее защитить, и стреляла во все стороны широко открытыми карими глазами. Майков заметил, что она то и дело поглядывает на яблоню Букреева, и поморщился: посторонняя да еще, если верить Рыбе, в ботанике разбирается… Как бы она чего лишнего не сообразила. Впрочем, с какой стати?

На дереве ведь не написано, откуда оно…

Он обошел яблоню кругом, придирчиво оглядывая ее со всех сторон. Вроде похожа… Эх, если бы это был, скажем, автомобиль! Тогда папа Май знал бы, о чем спрашивать, куда заглядывать и что проверять. А тут – дерево… Ну, похоже!

Если бы ему показали сначала одну яблоню, а потом другую, черта с два бы он их различил. Не ветки же им пересчитывать, в натуре! Высота вроде одинаковая, форма кроны тоже, и ствол примерно такой же толщины…

«Надо брать», – решил папа Май, завершил круг и остановился перед стариканом, который вызывающе блестел стеклами очков из-под обтерханных полей своей древней шляпы.

– Ну что, отец, будем торговаться? – снисходительно спросил папа Май.

– Я полагаю, торг здесь неуместен, – с надменным видом заявил старый козел. Фраза была хрестоматийная, и папа Май с внезапной грустью вспомнил Хобота, который обожал цитировать Ильфа и Петрова.

Впрочем, пакостный старикашка, кажется, никого не цитировал, а просто выражался в свойственной ему манере.

Как умел, так и выражался, в общем.

– Ладно, – с легким удивлением сказал папа Май. – Хозяин – барин. Не хочешь торговаться, и не надо. Мы люди не бедные и старость, как положено, уважаем. Думаю, в цене сойдемся. – Он вынул из кармана бумажник и взял его наизготовку, как пистолет. – Сколько?

– Десять тысяч, – не задумываясь, выпалил старый хрыч.

– Это ты, дед, загнул, – сказал Майков. – Но черт с тобой. Раз я обещал, что не буду торговаться, значит, не буду. Пацаны, у кого-нибудь десять штук рублями есть? Я эта деревянные с собой не таскаю, – пояснил он, обращаясь к старику. – Места занимают много, а толку от них, считай, никакого.

– Не трудитесь, – проскрипел старик. Выражением лица и в особенности своими очками он неприятно напоминал папе Маю покойного Лукьянова. – Боюсь, вы меня не правильно поняли. Вернее, это я недостаточно ясно выразился.

Простите великодушно! Я имел в виду доллары. Десять тысяч долларов.

Простатит фыркнул, как самый настоящий бегемот. Рыба произнес свое коронное «Ой, ё!» и постучал указательным пальцем по лбу, а кто-то из стоявших поодаль с лопатами наготове быков от неожиданности довольно громко выругался матом.

– Я бы попросил не выражаться при моей дочери, – с вызовом проскрипел старикан.

Папа Май закрыл глаза, борясь с приступом бешеного раздражения. Он смертельно устал от всех этих ботаников, от садоводов этих чертовых, каждый из которых на поверку оказывался настоящим стопроцентным законченным психом. Десять тысяч баксов! Ну-ну. Сейчас. Спешу, блин, и падаю.

– Знаешь, отец, – осторожно, чтобы не сорваться в крик, сказал он, не открывая глаз, – по-моему, ты удобрений нанюхался. Это же просто дерево.

– Просто! – ядовито передразнил его старикан. – Просто дерево! Я вижу, у вас, молодой человек, вообще все просто. Просто дерево вы можете совершенно бесплатно выкопать на любом пустыре, и это действительно будет совсем просто. Но вы же не пошли на пустырь, а обратились ко мне, и я вам скажу почему. Просто вы – даже вы! – знаете, что на свете далеко не все так просто, как кажется на первый взгляд.

Просто… Просто только кошки родятся, юноша. А вы попробуйте вырастить дерево. Вот попробуйте, просто ради интереса… Да вы, я вижу, уже попробовали, – тут проклятый очкарик ткнул указательным пальцем свободной руки в сторону гаража, где под стеной были неопрятной кучей свалены выкорчеванные накануне саженцы морозоустойчивой черешни – сухие, стопроцентно и безнадежно мертвые. – Деревья растить, за деревьями ухаживать – это, молодой человек, целая наука, и одного туго набитого кошелька тут мало. Тут голова нужна. И еще сердце…

– Слышишь, ты, Мичурин, – сдерживаясь, сказал Майков, – ты завязывай мне лекции читать. Если ты такой умный, то почему не богатый? Да и насчет твоего ума, отец, есть определенные сомнения. Тут такое дело, папаша: неделю назад кто-то из ботанического сада яблоню упер. Вот в точности как эта, которую ты мне тут пытаешься за десять косарей впарить, как последнему лоху. Растил он ее!.. Кто ее растил, тот давно в земле лежит, понял? А ты, старый козел, краденым торгуешь, как последняя маруха, да еще и объявления в рамочке публикуешь: вот он я, берите меня, граждане менты! Вот, положим, заплачу я тебе десять косых, а назавтра тебя менты повяжут. Ты их, ясное дело, ко мне пошлешь, и что тогда?.. Тогда что, я тебя спрашиваю?!

– Какая наглость! – заверещал старикан. – Да как вы смеете?! Кто дал вам право обвинять меня в воровстве? Кто вам позволил судить о людях по себе?!