Мертвая хватка

Они пересекли лужайку, поднялись на горку и остановились возле живописной группки молодых деревьев, три из которых уже начали цвести. Букреев внимательно осмотрел саженцы, легко, почти не касаясь коры, провел ладонью по тонким, цвета какао с молоком стволам, зачем-то присел, пощупал рукой землю у корней, выпрямился и сказал, вытирая носовым платком испачканные черноземом пальцы:

– Точно, черешня. И уже привитая… Да, брат Виктор, это ты меня уел! Что уел, то уел! Слушай, это же будет настоящее чудо, если она зиму переживет! Может, по весне, когда все станет ясно, скинешь с барского плеча парочку саженцев? На взаимовыгодных условиях, а?

Майков замялся. Отказывать было неудобно, да и страшновато, если честно, но эксклюзив – он на то и эксклюзив, чтобы быть только у кого-то одного.

Букреев искоса посмотрел на него и усмехнулся.

– Понимаю, понимаю… Я бы на твоем месте тоже задумался. Так я ведь тебя и не тороплю. До весны времени навалом, успеешь подумать. Да-а, брат, удивил, ничего не скажешь! Ладно. Если уж на то пошло, айда ко мне, я тебя тоже кое-чем удивлю. Или у тебя времени нет?

– Времени у меня навалом, – честно признался Майков, который, по правде говоря, любил бывать в гостях у Алфавита.

– Вот и отлично. Пойдем, покажу тебе свое последнее приобретение, а заодно и о деле поговорим. О конкретном, как ты выражаешься, деле.

Они рука об руку пошли напрямик через лужайку к воротам, вышли со двора, провожаемые деланно бесстрастным взглядом сидевшего в застекленной будке Рыбы, и, прогулявшись по обсаженной липами улице, вошли во владения Букреева. Дом Алфавита всегда напоминал Майкову замок средневекового феодала: он был так же красив, величествен, и в то же время в нем вполне можно было держать оборону при условии, что осаждающая сторона не станет применять артиллерию. Впрочем, сегодня красоты этого дома и участка, на котором он стоял, мало занимали Майкова: ему не давало покоя дело, о котором с ним хотел поговорить Алфавит. Если дело и впрямь было конкретным, то есть касалось бизнеса, то в перспективе оно наверняка сулило как немалые барыши, так и, вполне возможно, большие неприятности. Вести дела с таким человеком, как Алфавит, было опасно, а отказать… Ну как ты ему откажешь? В каких таких выражениях?

Букреев повел его не в дом и не во двор, а за гаражи, в сад. Майков был здесь всего один раз, прошлой осенью, когда Алфавит в честь знакомства по-соседски потчевал его грушами и показывал свои угодья. Деревья здесь стояли идеально ровными рядами, и были они все чуть выше человеческого роста. Круглые, аккуратно подстриженные кроны уже подернулись зеленоватой дымкой. Приближалась пора цветения, и равнодушный, в общем-то, ко всяким красотам живой природы Майков вдруг подумал, как это, наверное, здорово – выпить бутылочку хорошего вина под цветущими деревьями – яблонями или, там, сливами. Вот только он никак не мог взять в толк, как на таких маленьких деревцах могут вызревать плоды. Чего с них соберешь-то? Полведра урожая со всего сада, наверное…

– Вот, – сказал Букреев, неожиданно останавливаясь перед деревом, которое, на взгляд папы Мая, ничем не отличалось от остальных. – Вот это, можно сказать, жемчужина моей коллекции. Ни у кого такого нет и, главное, вряд ли будет. Я сам всего пару дней, как приобрел.

– А что это? – напрямик спросил Майков.

Когда-то давно, еще до первой ходки, один умный человек очень доходчиво объяснил ему, что, если чего-то не знаешь или не понимаешь, лучше прямо спросить. Человек просто не может знать все на свете, это ясно даже ежу, так что, если ты по-человечески спросишь, тебе так же по-человечески ответят да еще и подумают: вот, мол, молодец какой, интересуется! А делать умное лицо и кивать, притворяясь этаким всезнайкой, последнее дело. Умного человека этим не обманешь, он тебя сразу расколет, а дураку все равно. Да и тебе должно быть все равно, что подумает о тебе дурак. Ферштейн, братишка?

Майков тогда попробовал последовать совету и нашел, что совет был просто отменный. Эта тактика ни разу не подвела папу Мая и частенько помогала ему немного подняться в глазах собеседника.

– Это яблоня, – как и ожидал Майков, спокойно ответил Алфавит. Май давно заметил, что, задавая вопросы на интересующую собеседника тему, можно очень легко завоевать его расположение. Не беда, что от его ответов у тебя уши вянут, – как-нибудь не отвянут, переживут твои уши. Зато человеку приятно, что ты к нему интерес проявил. Да и, опять же, чем больше слушаешь, тем меньше говоришь, а чем меньше говоришь, тем меньше у тебя шансов ненароком ляпнуть что-нибудь не то. – Это, брат, яблоня! – с воодушевлением повторил Букреев.

– Наверное, какая-то особенная, – предположил Май. – Не зря же вы ею так гордитесь.

– Особенная, угадал, – сказал Букреев. – Про яблоки Гесперид слыхал?

– Не слыхал, – следуя проверенной тактике, признался Майков.

– Сер ты, однако, приятель, – сказал ему Алфавит и в двух словах рассказал Маю, что это за яблоки такие, чем они были знамениты и для чего понадобились древнегреческому качку по имени Геракл.