Мертвая хватка

После этого Лукьянов, пригибаясь, добежал до забора, отделявшего участок Майкова от соседнего. Здесь росли какие-то кусты, и Валерий с удивлением обнаружил, что не может вспомнить, какие именно. Ничем особенным они не пахли, и определить их породу на ощупь ему тоже не удалось. «Вот так штука, – подумал он с изумлением. – Казалось бы, каждую травинку здесь должен знать, а вот поди ж ты – забыл, что это за кусты такие тут у него растут!»

Впрочем, это было неважно. Кусты оказались здесь очень кстати, прямо как по заказу. Валерий выплеснул под них остатки кислоты из бутыли, а бутыль бросил здесь же, небрежно затолкав ее под ближайший куст. Покончив с этим, он оглянулся на дом, убедился, что все спокойно, и, высоко подпрыгнув, ухватился руками за верхний край забора. Он подтянулся, перебирая по стене подошвами, а потом оттолкнулся и мягко спрыгнул обратно на землю. Переведя дыхание, Валерий посмотрел на забор и удовлетворенно кивнул: на беленых кирпичах даже в темноте хорошо различались смазанные полосы, оставленные его грязными подошвами.

Минуту спустя он уже полз обратно по трубе, сжимая в руке насквозь промокшие, сделавшиеся от воды жесткими, как жесть, лямки пустого рюкзака.

* * *

– Твари, – констатировал в заключение Илларион Забродов, сунул в зубы сигарету и принялся раздраженно вертеть колесико зажигалки, безуспешно пытаясь добыть огонь.

Сорокин дал ему прикурить, двигаясь, как обычно, с тяжеловесной медлительностью человека, дорожащего каждым мгновением отдыха, малейшей возможностью расслабиться хотя бы физически. Смотрел он при этом не столько на Забродова, сколько в стол, как будто видеть Иллариона в таком взъерошенном состоянии ему было неловко. Зато Мещеряков смотрел на Забродова искоса, с большим любопытством, изредка экономно затягиваясь сигаретой и недоверчиво щуря глаза.

Комната была освещена только настольной лампой, и загроможденные книжными полками углы тонули в полумраке.

На столе, в круге яркого света, лежала развернутая газета, пожелтевшая от старости. Газета выглядела довольно необычно, поскольку текст в ней был набран какой-то вязью. Неспособный к языкам Сорокин решил, что газета, наверное, арабская; Мещеряков же по этому поводу ничего не думал, поскольку отлично видел, что газета отпечатана на иврите. Газета заметно горбилась посередке, под нею явно что-то лежало.

Мещеряков на правах старого друга приподнял газету за уголок, заглянул под нее и присвистнул.

– Ото, – сказал он. – Прости, Забродов, но ты мне сейчас напоминаешь одного скорбного главою идальго из Ламанчи накануне его прославленного похода. Он, помнится, тоже начищал старинные латы перед тем, как отправиться в путь на своем Росинанте.

Забродов бросил на него быстрый косой взгляд, с шумом выпустил сигаретный дым через стиснутые зубы и снова затянулся – жадно, как после боя. Заинтригованный Сорокин тоже заглянул под газету и увидел разобранный на части семизарядный револьвер бельгийского производства. Плоская жестяная масленка, кусочек ветоши и шомпол были тут как тут, из чего следовало, что Забродов перед приходом полковников занимался чисткой личного оружия.

– Козырная какая штучка, – похвалил Сорокин. – А разрешение на нее у тебя есть?

– Да пошел ты, мент поганый, – огрызнулся Забродов. – Скажи лучше: ты выпить хочешь?

– А то, – обрадовался Сорокин смене разговора. – Мы, менты поганые, всегда готовы к этому делу. А у тебя есть?

– Нету, – ответил Забродов. – Я думал, ты принесешь.

– Тьфу, – сказал Сорокин. – Ты зачем меня вызвал – издеваться?

– Вы с семнадцатого года над народом издеваетесь, – сказал Илларион. – Можно и потерпеть пару минут.

Мещеряков шумно вздохнул и потушил сигарету.

– Ну вас обоих к черту, – он решительно встал. – Некогда мне слушать, как вы препираетесь, кому в магазин бежать.

Я на минутку заскочил, у меня совещание через полчаса.

– Привет совещанию, – равнодушно сказал Забродов.

Мещеряков остановился и снова внимательно вгляделся в лицо Забродова. Забродов, вопреки обыкновению, был небрит и непривычно мрачен. Полковник ГРУ Мещеряков никак не мог взять в толк, что до такой степени выбило из колеи обычно невозмутимого инструктора учебного центра спецназа все того же ГРУ Иллариона Забродова. Разбитая фара? Вряд ли. А что же тогда? Уж не история ли про садовника, которого избили за то, что не хотел продавать саженцы? Странно… Вокруг буквально каждый божий день происходят сотни подобных историй, даже более неприглядных. Что же теперь, из-за каждого сломанного ребра с ума сходить?

– Сорокин, – сказал он, – хочешь совет? Надень на этого типа наручники и запри в камере, пока не остынет. Что-то я его сегодня не пойму. Сдается как, что он намерен наделать глупостей, вот только непонятно, каких именно. Ты спроси у него, Сорокин, зачем он, не успев побриться, взялся револьвер чистить.

– На совещание опоздаешь, – напомнил Илларион.

– А в самом деле, зачем? – спросил Сорокин.