Старик был прав. В письмах не было ничего интересного, и каждое следующее было короче предыдущего. Все четыре были написаны правильным слогом человека, который берется за перо с боязнью сделать грамматическую или орфографическую ошибку. И все четыре были одинаково лишены каких-либо личных подробностей, касающихся пишущего. И в каждом из четырех с тревогой интересовались здоровьем дяди Джозефа, выражали благодарность и любовь к нему настолько тепло, насколько позволяли робкие ограничения стиля. Во всех четырех повторялись два вопроса: во-первых, приехала ли уже миссис Фрэнкленд в Портдженнскую Башню, во-вторых, если она приехала, то что дядя Джозеф слышал о ней? И в каждом из четырех была одинаковая инструкция по отправке ответа: «Адресуйте письма так: С. Дж., почтовое отделение на Смит-Стрит, Лондон». И затем следовало извинение: «Прости, что не указываю свой адрес во избежание непредвиденных обстоятельств. Даже в Лондоне я все еще боюсь, что меня выследят или узнают. Я каждое утро получаю почту, поэтому уверена, что не пропущу ваш ответ».
– Я говорил вам, госпожа, – продолжил старик, когда Розамонда закончила читать, – что переживал за Сару, когда она уехала от меня. Прочитав письма, вы можете судить сами, почему я волнуюсь за нее все больше. Видите, письма становятся все короче и короче. Посмотрите, какое подробное первое письмо и как аккуратно написано. А вот во втором уже больше клякс, и последние строки кривоваты. В третьем еще больше клякс, и видно, что рука ее дрожала. А в четвертом, которое при этом самое короткое из всех, клякс больше, чем в трех предыдущих вместе взятых. Уезжая от меня, она уже была больна и устала. Но не признавалась в этом. Что ж, теперь почерк выдал ее.
Розамонда внимательно следила за пальцем дяди Джозефа, указывающим на то, как портился почерк от письма к письму,
– Сердце шепчет мне: дядя Джозеф, поезжай в Лондон и, пока еще есть время, привези ее обратно, чтобы она вылечилась, успокоилась и сделалась счастливой в твоем доме. И тогда я задумался, что бы я мог сделать, чтобы вернуть ее. Я прочел письма еще раз и понял, что не смогу вернуть Сару, пока не отвечу на ее вопросы по поводу миссис Фрэнкленд. Она боится встречи с ней, словно смерти. Поняв это, я погасил трубку, поднялся с кресла, надел шляпу и приехал сюда, в этот дом, в который однажды уже вторгся, и в который, я знаю, не должен был приезжать снова. Но я молю вас – из сострадания к моей племяннице и из снисхождения ко мне – помочь мне вернуть Сару. Если только я смогу сказать ей, что видел госпожу Фрэнкленд и она собственными устами уверила меня, что не будет задавать никаких вопросов, то Сара вернется ко мне. И я буду благодарить вас каждый день моей жизни за то, что вы сделали меня счастливым человеком!
Простое красноречие старика, его наивная тоска тронули Розамонду до глубины души.
– Я все сделаю все, что угодно, обещаю, все, что угодно, – горячо ответила она, – лишь бы помочь вам вернуть ее! Если только она согласится со мной встретиться, я обещаю не сказать ни слова, которое ей не понравится. Я обещаю не задавать ни одного вопроса – ни одного, на который ей будет больно отвечать. О, какое утешительное послание я могу передать? Что я могу сказать?.. – Она растерянно замолчала, почувствовав, как нога мужа снова коснулась ее ноги.
– Ах, не говорите ничего больше! – воскликнул дядя Джозеф, собирая письма. Глаза его блестели, а щеки разрумянились. – Вы довольно сказали для того, чтоб Сара вернулась. Вы довольно сказали для того, чтоб заставить меня всю жизнь благодарить вас. О, я так счастлив, так счастлив, что душа моя едва держится в теле…
И он подбросил пачку писем на воздух, поймал ее, поцеловал и спрятал в карман.
– Вы же не уедете прямо сейчас? – спросила Розамонда.
– Как ни прискорбно, но я вынужден удалиться, – ответил старик. – Но я должен как можно скорее добраться до Сары. Только по этой причине я попрошу позволения оставить вас, с сердцем, преисполненным благодарности.
– Когда вы намерены отправиться в Лондон, мистер Бухман? – спросил Леонард.
– Завтра рано утром, сэр. Я окончу работу, которую должен доделать, сегодня ночью, а остальные дела поручу Самуэлю – моему другу и подмастерью – и уеду первым дилижансом.
– Могу я спросить адрес вашей племянницы на случай, если мы захотим написать вам?
– Она не оставила мне никакого адреса, сэр, только сообщила почтовое отделение, ведь даже в большом Лондоне страх все не оставляет ее. Но вот место, где я сам остановлюсь, – прибавил он, вынимая из кармана карточку с адресом. – Это дом одного моего земляка, отличного булочника, сэр, и вместе с тем прекрасного человека.
– Вы уже придумали, как узнать, где живет ваша племянница? – спросила Розамонда.