Мертвая линия (ЛП)

  Он не понимал, почему это так беспокоило его. Он почти никогда не бывал там больше, и перспектива уйти на пенсию через десять лет или около того всегда была скорее воображаемой, чем вероятной. Его сын Майкл любил это место, когда был маленьким, и даже говорил трогательно, хотя и нереалистично, будучи подростком, о том, что пытался заняться сельским хозяйством. Но этого не произойдет сейчас, а с новостью о том, что Адель больше не интересуется, Фейну не с кем было поделиться.

  Возможно, в этом была проблема. Если бы он построил другую жизнь, даже если бы у него была другая семья, тогда он, возможно, почувствовал бы неотложную необходимость защитить свое наследие. Вместо этого он просто почувствовал гнетущую усталость. Он снова погрузился в работу и почувствовал, что к нему вернулась прежняя уверенность. Но за его пределами была пустота, которую работа не заполнила.

  Кто мог его заполнить?

  В кандидатах недостатка не было: он пробовал некоторых из них. У Адель было полдюжины друзей в Лондоне, чьи браки также распались. Но ни один из них не понравился Фейну; они были слишком похожи на Адель, интересовались в основном одеждой, ресторанами, последним отпуском в Вербье или Провансе. Он также знал, что его привлекательность для них полностью основывалась на его предполагаемом статусе и (он невольно рассмеялся, думая о том, чего ему стоил развод) на деньгах, которые, по их мнению, у него были.

  Нет, теперь он знал, что ему нужен компаньон, с которым он мог бы поговорить, с головой на плечах, с которым он мог бы разделить свою работу — то, чего он никогда не мог сделать с Адель, которую возмущали постоянные переезды. по всему миру, секретность и, прежде всего, тот факт, что как офицер МИ-6 он вряд ли станет послом, поэтому она никогда не могла быть «Ее превосходительством». Все эти проблемы исчезали, если у партнера была такая же работа. Но теперь он был слишком стар, слишком опытен, чтобы найти утешение в какой-нибудь юной обитательнице Воксхолл-Кросс, а подходящие женщины его ранга и возраста были либо малочисленны, либо, что неизбежно в МИ-6, находились за границей.

  Была одна возможность. Лиз Карлайл всегда казалась ему освежающе интеллигентной, прямолинейной, очень похожей на себя женщиной. И очень привлекательный. Лучше всего то, что она работала за рекой, чтобы не было конкуренции и кровосмесительных сплетен, характерных для романтических отношений между коллегами.

  Но все как-то пошло не так. Ну, не «как-то»; скорее, в конкретном фиаско собственного участия Фейна в том, что он считал Операцией Олигарх. Он знал, что отчасти это было его ошибкой. Но никто не мог предвидеть катастрофических последствий, и уж точно никто не мог считать Фейна равнодушным к ним. И все же между ним и Лиз возникла прохлада, как раз тогда, когда он подумал, что они сближаются. И теперь она была в больнице, и Чарльз Уэтерби винил его.

  Вошла его секретарша. — Это только что пришло от Бруно, — сказала она и протянула ему лист бумаги.

  Фейн находил Бруно Маккея таким же раздражающим, как и большинство людей. Но никто не сомневался, что при задании Бруно вполне надежен. Он уезжал в двухнедельный отпуск, но пообещал сначала вернуться к Фейну с тем, что раскопал о Майлзе Брукхейвене, и вот оно.

  Бруно начал с Вашингтона, разговаривая там с МИ-6, а затем с дружественными американскими источниками, которые ему помогли. Казалось, что о Брукхейвене хорошо отзывались в ЦРУ, и он быстро поднялся в Лэнгли. Умный, представительный – и говорил по-арабски, что делало его редкостью.

  Больше всего Фейна заинтересовала сирийская заметка Брукхейвена, и он внимательно прочитал ее. В Дамаске Брукхейвен выделялся как тем, что говорил на местном языке, так и своим стремлением узнать все о сирийской жизни и культуре. Имея мало коллег, которые разделяли бы его энтузиазм, вместо этого он подружился с большим сообществом дипломатов, международных бизнесменов и офицеров разведки. Среди последних особенно оказался близкий друг – Эдмунд Уайтхаус, глава сирийской резидентуры МИ-6.

  Уайтхаус был кладезем информации для Бруно. Он был старожилом Ближнего Востока; он работал в Иордании, Израиле и Саудовской Аравии, прежде чем возглавить резидентуру в Дамаске. Уайтхаус был счастлив взять Брукхейвен под свое крыло; в конце концов, дружественный источник в резидентуре ЦРУ всегда был полезен. Брукхейвен показался ему полным энтузиазма, но, как офицеру разведки, наивным. Он был удивлен тем, как мало надзора за Брукхейвеном, казалось, получал его собственный глава резидентуры.