Мертвая неделя

Мирру почти не интересовало, что происходило в голове у девушки, подписавшей ее на это. В голове шестерых девушек, добровольно отдавших свои жизни и положивших на алтарь жизни своих детей. Неужели навьи – это так страшно? Здесь, в деревне, Мирра видела практически мирное сосуществование живых и мертвых, а потому ей было сложно представить, что мертвые так уж опасны. Хотя опасны, конечно, опасны. Голодную навь, выбравшуюся из заточения, едва ли сможет остановить ничего не подозревающий, не обученный человек.

Дом встретил неприветливо. Будто раньше играл роль, изображал, что рад им, а теперь, когда правда открылась, ему незачем было это делать. Никуда они не денутся, можно стать самим собой. Или же он обиделся на них за побег? Скрипнул несмазанными петлями дверей, застонал старыми половицами, дохнул могильным холодом, хотя на улице стояла жара.

Зато в комнате уже ждали платья. Длинные, белые, с атласным поясом под грудью, они тем не менее совсем не походили на свадебные. Скорее, на ритуальные. В таких только на плаху вести. Впрочем, куда-то так их и вели. Рядом с каждым платьем лежал венок из кувшинок.

С Ликой приключилась настоящая истерика, когда она увидела наряды.

– Я на это не подписывалась! – тяжело дыша, говорила она, прижавшись спиной к двери. – Маменька моя так решила, вот пусть бы сама и делала. Я не собираюсь здесь жить! Я не хочу здесь жить, понимаете? Вам хорошо, – продолжала вопить она, когда Полина попыталась что-то сказать. – Ты за деревню замуж выйдешь, а писака наша за Матвея. Думаете, я слепая, не вижу расклад? А мне кто достается? Сдохлик этот? Так он помрет не сегодня – завтра!

– Станешь счастливой вдовой, – не сдержавшись, рявкнула Мирра. Можно подумать, это Лика жила в столице. Наверняка город, в который ее увезли, не так уж сильно отличался от деревни, был таким же глухим и мрачным. Можно подумать, ее одну выдают замуж против воли, а остальные мечтают об этой свадьбе. – Мы все здесь в одной лодке, не нужно думать, что ты одна страдаешь.

Лика замотала рыжей головой.

– Нет, ребята, мы как договаривались? Играем в свадебку, а потом сваливаем отсюда. Жить здесь еще пять лет, а потом переезжать в похожее место я не намерена.

– Это наш предназначение, – торжественно сказала Полина.

Мирра удивленно повернулась к ней. Неужели прониклась речами бабы Глаши? Прониклась. Вон как глаза светятся. И замуж за Степу пойдет с удовольствием. И жить здесь останется.

– Сами подумайте, разве нам было хорошо в том мире? – продолжала белокурая предательница. – Мирра не могла там ужиться, ее шрамы красноречиво об этом говорят. Чтобы как-то мириться с реальностью, она калечила себя, это отвлекало от того, что она не вписывается в существующий мир с его порядками. Мне не нужны все эти науки, мне нужно петь. Когда я окунулась в озеро, когда пела со своими сестрами, я была счастлива. Там я вышла замуж, потому что мне нужно мужское внимание, почитание, но даже в этом не преуспела, Сергей Николаевич прав. А здесь Степа даст мне то, что я хочу. Ты, Лика, наверняка тоже несчастлива во внешнем мире, иначе не была бы такой язвой. Никто из нас там не прижился, потому что нам нет места в мире людей. Наше место здесь. Такова наша природа, и что бы мы ни думали сейчас, что бы ни хотели, это правда. И я уверена, что очень скоро вы это поймете.

Мирра не стала спрашивать, когда это Полина пела с русалками. Вспомнилось, как прибежала с новостями о бабе Глаше, а Полина встретила ее с влажными волосами. Наверное, тогда и пела. Неважно это сейчас.

Чем больше она говорила, тем сложнее Мирре было злиться. Полина была права, как ни крути. Нет им места в том мире. Они пытались в него влиться, но он всегда казался чужим, неприветливым. Он не хотел их, и ничего они с этим сделать не смогут. Они нужны здесь, здесь их ждут, здесь им рады. И даже если они уйдут, их всегда будет тянуть сюда.

Степан

Степа чувствовал себя прескверно. Он заметил ненавидящий взгляд, который на прощание бросила на него рыжая язва, видел презрение Мирры и Матвея. И если на рыжую ему было плевать, то уважением Матвея и симпатией Мирры он дорожил. Но, кажется, окончательно их потерял. А ведь им вместе жить еще пять лет. Радовало лишь то, что Полина вроде бы не против. Кажется, даже обрадовалась.