Мертвая Невеста

Медвежонок был шершавым наощупь, мертвые пальцы больше не могли оценить мягкость пыльного плюша. Я не знала – хранит ли он еще тепло солнца или уже пропитался лунным холодом? Но я точно была уверена в одном: я не одна. У меня есть семья, которая скорбит по мне. Ушли в прошлое обиды перед лицом смерти, забыты все распри, и у родных осталось только понимание, что меня больше нет. И что это уже не исправить.

Прижав медвежонка к мертвому сердцу, я пошла домой. Давалось это с некоторым трудом, ибо мной овладела какая-то слабость. Она словно обратила мои мышцы в дрожащее желе, перед глазами все плыло. К счастью, до маминого дома было всего-то две остановки. Где-то через час я добрела до старой панельной пятиэтажки, набрала код у подъездной двери и вошла внутрь.

На втором этаже я тяжело привалилась к косяку и нажала на звонок. Неуверенные шаги, и наконец послышался приглушенный Олеськин голос:

– Кто там?

– Свои, – прошептала я.

Щелкнули замки, скрипнула дверь, и я устало улыбнулась:

– Ну здравствуй, сестра.

Глаза Олеськи расширились, она как-то странно забулькала, словно пытаясь что-то проговорить.

– Я тоже по тебе скучала, – застенчиво призналась я и протянула ей медвежонка.

Она машинально потянулась за ним, взгляд ее упал на мою руку, синюшно-бледную, которая не могла принадлежать живому человеку, и сестра отшатнулась. Я ободряюще сказала:

– Все в порядке, Олеся. Я умерла, но по ночам я вполне могу приходить к вам. Буду жить с тобой в одной комнате, и не надо больше вам по мне слезы лить. Видишь, как все здорово получилось?

Шагнув, я приблизилась к ней и чмокнула в щечку. Сестренка булькнула напоследок и свалилась в обморок.

«От радости», – умиленно подумала я, закрыла за собой дверь и прошла на кухню. Щелкнула кнопкой чайника, достала лимон из холодильника, насыпала в кружку пять ложек сахара. Странно – конфеты я есть не могу, а горячий чай меня бодрит и согревает.

– Кто там? – послышался усталый голос из дальней комнаты.

– Мам, это я, идем чай пить, – позвала я.

Разлила в три кружки заварку, налила кипяток и с наслаждением приложилась к своей чашечке.

Мать заворочалась в своей комнате, что-то бормоча. Я слышала, как она накидывает халат, слышала, как сунула босые ноги в тапочки и пошла в кухню.

– Доченька, ну что тебе не спится ночами, – ворчала она, идя по коридору. Я пила чай и улыбалась – сейчас она зайдет в кухню, а тут вместо Олеськи – навеки потерянная Алёна. Слегка испугается, конечно, но материнская любовь все равно перевесит.

Она вошла, щурясь от яркого света, кутаясь в темно-зеленый халат от «Victoria's Secret», который я ей подарила незадолго до смерти. Мне понравилось, что она носит мой подарок. Не забывает, значит.

– Здравствуй, мамочка, – улыбнулась я. – Ты только меня не бойся, но это я, Алёна.

Она молча судорожно щипала себя за руку.

– Господи, мне это снится, – наконец убежденно пробормотала она. – Что, доченька, значит, ты за мной пришла? Я следующая уберусь?

– Тьфу-тьфу, да живи до ста лет, – пожелала я.

– Но покойники ведь снятся к смерти.

– Да ничего тебе не снится, – покачала я головой. – Мама, это я, твоя дочь Алёна. Так получилось, что я смогла встать и прийти домой. Ты ведь сегодня плакала на моей могиле, и вот я тут.

Мама дрожащей рукой пошарила в вырезе халата, нащупала простой крестик на суровой нитке и выставила его перед собой. Он засиял нестерпимым светом, хлестнул меня лучами, и я отшатнулась, прикрывая глаза.

– Мама, ты чего делаешь? – отчаянно закричала я. – Убери, скорей это убери!

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, – выдохнула она, в ужасе глядя то на крестик, то на меня и пятясь из кухни. – Олеська!

На ее вопль никто не отозвался.

Мать кинулась в коридор, что вел к входной двери, еще пару шагов вперед – и будет комната сестры.

– Мамочка, ну неужели ты мне не рада? – неверяще спросила я.

– Олеська! – не своим голосом вопила мама. – Олеська, доченька!

Я подняла бровь.

– Значит, я больше тебе не доченька?

Мама посмотрела на меня темными от смертельного ужаса глазами и закричала:

– Сгинь, бесовское отродье!

– Я твоя дочь! Неужели ты не рада встрече со мной? Теперь ведь тебе не надо оплакивать меня, я могу приходить сюда по ночам, мы будем пить чай, вышивать крестиком и играть в покер!

– Я тебе покажу вышивание, бесовка, – дрожащим голосом сказала мать, все так же отступая к комнате сестры. – Алёна, моя дочь, похоронена, а кто ты – мне неведомо.

И тут она споткнулась об Олеську, упала, и закричала не своим голосом:

– Убила! Убила уже Олесеньку, кровиночку мою!

Кровиночка, очнувшаяся от материнского пинка, со стоном поднялась, увидела меня и потерянно прошептала:

– Ну что за хрень мне снится?

– Иконы неси! – закричала мама.

– Да перестаньте вы цирк устраивать! – в сердцах бросила я. – Пришла к вам, потому что больше некуда, и думала, что вы обрадуетесь моему воскрешению, а тут такие истерики. Мне уйти?

– Да! – закивала головой мать.

– Ты меня правда выгоняешь? – неверяще спросила я. – Мамочка, это ведь я, Алёна, дочь твоя!

– В могиле моя дочь! – зло сказала она. – Сама ее похоронила!