Вот, момент истины, здесь я заложу основу своего здорового поведения. Я присел в кресло и начал ждать его озарения. Он был одет в больничный халат, из кармана торчали ручки, на носу покоились очки. Столь спокойного и безмятежного взгляда я прежде еще не видел ни у кого и никогда. На лбу были морщинки, создающие эффект умудренного опытом человека.
– Милдред сказала, что уровень вашей агрессии заметно снизился.
– Да, мне уже легче.
– Вы говорили нам, что вас преследует таинственный мужчина в черной маске.
– Не представляю, как воображение могло сыграть со мной такую шутку.
– Но вы, так же, утверждали, что отомстите. Вы больше этого не желаете?
Позади доктора буквально из стены вышел мой палач и засмеялся.
– Что, Ричи? Решил на волю выйти? Я, молча, смотрел на него испуганным взглядом, но ничего не отвечал.
– Мистер Лоренс? Все в порядке? Куда вы смотрите? – он обернулся и посмотрел на пустую стену.
– За окном пролетела птичка.
– Понятно… – он начал снова писать на планшете.
Черт, какая птичка? Какое окно? Здесь нет окон. Немного замешкавшись, я увидел картину с летящим альбатросом и ответил:
– Простите, я имел ввиду птицу на картине.
Васнокер снова отвернулся, и, посмотрев на картину, начал снова что-то писать. Судя по резким горизонтальным движениям, он что-то зачеркивал. Я вздохнул с облегчением.
– Везучая крыса! Думаешь, удастся меня перехитрить?!
Тип в маске отошел от стены и стремительными шагами направился ко мне, достав пистолет их кобуры. Он приставил дуло к моему виску и продолжал.
– Ты будешь вечно гнить здесь! Ты понял? Он толкнул мою голову пистолетом, я убеждал себя в том, что это на самом деле не происходит.
– Назови мне причину, почему я не должен спускать курок?
Я продолжал молчать и старался концентрироваться на докторе.
– Мистер Лоренс?
– Да, я слушаю.
– Мне показалось, вы отвлеклись.
– Нет, я слушаю.
– Что насчет галлюцинаций? Вы, до сих пор, думаете, что вас преследуют?
– Нет, сейчас слушаю и понимаю, какой бред нес раньше.
– Считаете ли вы, что лечение здесь прошло вам на пользу?
– О да, бесспорно, мне уже намного лучше.
– А как же Каролина? Она больше вам не является?
– Нет, я ее давно не видел...
Мне стало больно на душе, здесь он задел за живое и, судя по выражению лица, даже не заметил. Доктор Васнокер, вращая в руке свою синюю ручку и медленно покачиваясь на кресле то вправо, то влево, пристально смотрел мне в глаза, словно изучая. Его взгляд создавал впечатление, будто он видел меня насквозь и знал, что я вру.
– Хорошо...
Он прекратил вращение ручки и подписал ей на каком-то листе бумаге заключение.
– Разрешаю выход в общий зал, но первое время за вами будет вестись пристальный контроль.
– Конечно, я понимаю.
– Можете идти...
Я встал с кресла, и пошел мимо того психа, что грозил мне пистолетом не обращая на него никакого внимания. Он тихо смеялся своим грубым и небрежным смехом. Выйдя из кабинета меня, встретила Милдред.
– Ну что? Он дал одобрение?
– Да.
– Прекрасно! Пошли я покажу тебе твою палату.
– Не прими за оскорбление, но у тебя разве нет других дел? Ты сейчас только со мной возишься.
– Видишь ли, доктор Васнокер назначил меня быть ответственной за твое благосостояние. Если ты пойдешь на поправку, то он назначит меня психотерапевтом.
– Давно?
– С того дня, как тебя доставили к нам. Признаться, я думала, что это невозможно, но не оставляла надежды.
– Ясно.
Милдред повела меня дальше. Судя по тому, как она здесь ориентируется можно сделать вывод, что работает она здесь достаточно давно.
– Слушай Милдред.
– Да? – протянула она.
– А почему ты выбрала именно эту профессию? Почему не пошла в обычную больницу?
– Я раньше я была хирургом. В другом городе, правда. У меня была лучшая подруга, Каролина Эбель. С самого колледжа мы были вместе, даже пошли вместе в один госпиталь. Она была очень умна, и это не осталось незамеченным. Ее повысили до нейрохирургии, а я так осталась в брюшной хирургии. Но дружба наша не иссякала, мы продолжали общаться. Правда, однажды настал период, когда она сильно охладела. Ей было практически плевать на всё. Мы все реже ходили вместе в “Алую Розу”, где обычно засиживались по вечерам, и, где-то через полгода, она позвонила мне, попросила прощения и не успела я ничего ответить, как она повесила трубку и больше не брала ее. Без неё в больнице стало скучно, подруга у меня была только одна, и она пропала. И тогда я решила сменить обстановку, бросила работу и переехала сюда. Мне не хотелось больше ковыряться в животах, и я выбрала работу побезобиднее. Зарплата здесь поменьше, зато я довольна.
Я стоял в ступоре. Каролина Эбель… Моя Каролина. Так звали её до того, как мы сменили место дислокации…
Немного дрожащим голосом я спросил у нее:
– И ты совсем не знаешь, что случилось с ней?
Милдред вздохнула, и, смотря в пол, ответила:
– Нет, говорила же. С тех пор она не брала трубки, и дома ее тоже не было, туда уже кто-то вселился. Ну да ладно, не зачем тебе это знать. Вот твоя палата.