Мертвая тишина

Я набрасываю временную шкалу, большая часть которой пока остается пустой.

Затем откладываю ручку — несколько непривычно использовать ее для чего-то помимо подписи, однако трение металлического кончика о бумагу странным образом успокаивает, как будто высекаешь из камня искомые ответы. Стараюсь сосредоточиться. Пока результаты определенно не вдохновляют. Необходимо вернуть больше из потерянного.

Сначала размышляю сидя, потом вытягиваюсь на кровати. С открытыми глазами, с закрытыми. Абсолютно ничего, внимание только и цепляется, что за размеренный гул двигателей. Как будто мой интерес к этим предполагаемым воспоминаниям лишь перепугал их, и они попрятались.

Похоже, принудительное вспоминание не срабатывает, однако я уже не могу остановиться.

И пока я лежу, заставляя себя таращиться в темноту под веками, меня в конце концов настигает изнурение. Ритмичный рокот корабельных двигателей — отличающийся по высоте и звучности от ЛИНА, но все равно привычный — звучит так по-домашнему и убаюкивающе. До этого момента я даже и не осознавала, насколько мне не хватало этого гула. В Башне тишина устанавливалась редко, но о таком успокоительном прибое там даже мечтать не приходилось.

И когда своими темными и плотными волнами меня уже накрывает сон, я понимаю, что же меня обеспокоило в загружаемых на шаттл и затем на «Арес» ящиках, помимо излишнего и почти наверняка бесполезного вооружения.

Доставка на Землю тел пассажиров и экипажа «Авроры» на корабле с действующей климатической установкой, несомненно, потребует какой-то технологии хранения. Низкой температуры, химикатов и так далее. Однако никаких меток медицинского оборудования на контейнерах я не заметила.

Как минимум точно понадобятся запечатываемые мешки для трупов. А хотя бы сотня их заняла бы заметный объем. Опять же, ничего такого на глаза мне не попалось.

Итак… Что же именно затевает Макс?

24

Я теряю счет дням. Из достижений могу лишь похвастаться открытием, что чаще всего фрагменты воспоминаний — утраченных или погребенных в недрах сознания — всплывают как раз тогда, когда не ломаю над ними голову. Во время еды. Или записи известных мне событий. Или когда в ночную вахту меня спорадически выпускают из каюты позаниматься на беговой дорожке в корабельном спортивном зале.

Постоянную компанию мне составляет только призрак — или как его еще называть — деда Рида Дэрроу. В неизменном черном костюме со старомодными большущими пуговицами и значком «Верукса» первого поколения, он вышагивает туда-сюда сквозь стену, ближайшую к жилью младшего следователя — который, похоже, мой сосед. Молчаливое, но настойчивое присутствие старика больше меня не нервирует.

Мама здесь ни разу не появлялась, что несколько меня озадачивает. Во всяком случае, ее не видно и не слышно. Впрочем, по моим воспоминаниям, она дает о себе знать, только когда я в панике или очевидной опасности. На этом основании я склонна признавать правоту оравы экспертов: она попросту в моем сознании. Защитный механизм для преодоления трудностей, выработанный в чрезвычайной ситуации на Феррисе, когда рядом никого не было Тем не менее многого эта версия не объясняет, так что точно я не уверена.

Но вот Кейн и остальные показываются. Так же часто, как и прежде, и по большей части следуют привычному сценарию, что разворачивается передо мной вот уже несколько месяцев.

Несколько раз, однако, картины были иными.

…Размытый образ Кейна спорит со мной — лицо раскрасневшееся, висок в крови. Больше никаких подробностей, за исключением адской боли в голове — даже хуже, чем в предыдущий подобный случай.

Лурдес колошматит по двери изнутри одного из люксов и истошно зовет на помощь. Я бросаюсь выпустить ее, однако кто-то меня оттаскивает.

Вспышка образа Ниса, голова которого туго обмотана эластичным бинтом.

Кто-то заходится криком в темноте во время моего прохода по узкому коридору — тому самому, что напрочь лишен роскоши Платинового уровня и даже скромной отделки нижних пассажирских палуб…

Этот последний эпизод, возможно, является частью вернувшегося ранее воспоминания — с Кейном и все еще живой Лурдес.

Я откидываюсь на кровати к стенке, бросаю ручку на страницу, на которой пытаюсь свести события в согласованную последовательность, и устало потираю воспаленные глаза.

Итак, что мне теперь известно: мое последнее воспоминание, в котором я лежу на полу на мостике, — отнюдь не последнее, что я сделала или сказала на «Авроре». Что, вообще-то, не такая уж и новость.

Как-то же я попала в спасательную капсулу.

Вот только с момента ранения до упомянутого эпизода на мостике у меня нет ни одного воспоминания. Например, в какой-то момент Кейн, Лурдес и я бродили по кораблю, за пределами загерметизированного сектора. При условии, разумеется, что эти всплывающие в сознании обрывки являются настоящими воспоминаниями, а не плодом моего больного воображения. Но с какой целью мы обследовали корабль? Что искали?

И этот пробел в памяти беспокоит меня все больше. Сколько же событий я забыла? Почему они попросту стерлись из моего сознания?