Стоять и прислушиваться к её дыханию за этой дверью. Иногда мне казалось, что я придумывал себе его, потому что точно знал — эта комната была звуконепроницаемой. Но продолжал каждый раз слышать, как она дышит, представляя, как в этот момент поднимается и опускается её грудь. То рвано и тяжело, и тогда эти кадры в голове отдавались возбуждением в низу живота, жаром, который заставлял в нетерпении стискивать пальцы, чтобы не выбить эту чертову дверь и не ворваться к ней. Или же, наоборот, умиротворенно и тихо, и тогда я ненавидел себя за накатывавшее на всё тело состояние такого же спокойствия.
Всё же войти в комнату, где она поднимает голову, глядя на меня отрешённо. Который мой визит сюда после того, как она узнала про смерть своей сестры? Второй? Пятый? Десятый? Понятия не имею. Я не вёл им счёта. Для меня имели значение только минуты, проведенные рядом. И пока я был здесь, по эту сторону, эти минуты длились вечность. Как только покидал её, казалось, что они пролетели слишком быстро.
Она снова молчала. Даже когда опустился перед ней на корточки и разглядывал каждую черточку лица, каждый изгиб её тела так долго, что заныли пальцы от желания, наконец, коснуться, а не просто смотреть.
В её глазах отчуждение. Смотрит на меня так же, как когда-то в своём доме Как на чужого. Как на вторгшегося на её территорию. Это появилось после нашего разговора. Она не смогла мне простить того, что я не отвез её на похороны сестры. А мне была безразлична эта её боль, смешанная с откровенным упрёком в глазах.
— Я спрашиваю в последний раз, Марианна, — глядя, как искривила усмешка её губы, — куда ты спрятала детей?
Да, я приходил за ответом на этот вопрос уже несколько раз. Она категорически отказывалась его давать. Я сатанел, уверенный, что могу сломать и ломал. Ломал тем способом, которым владел. Физически и морально. Раздирая наживую её плоть и выворачивая наизнанку душу. Да, мне хотелось всё же докопаться до этой чёрной бездны, заглянут в неё… хрен знает зачем. Возможно, я думал, что там встречу монстра страшнее себя самого.
Но пока только встречал полное отрешение и пустой остекленевший взгляд в потолок. Приходил в бешенство, понимая, что нельзя сломать то, что и так уже давно разбито вдребезги, и тогда начинал доводить до оргазма, благо знал её тело и его реакции на свои прикосновения лучше собственного. Смотрел, как исчезает пустота во взгляде, как сменяется диким, таким же диким желанием, как и у меня… смотрел, как оживает её тело, как выгибается оно в экстазе, в беззвучных криках, и сходил с ума от собственной зависимости этой картинкой.
Чтобы потом звереть в бешенстве, когда снова сиреневый смог в глазах затянет стеклом безразличия.
Я не мог её убить, и это была единственная причина, почему эта женщина всё еще имела такую власть надо мной.
Выдохнуть глубоко, стараясь не сорваться, игнорируя из ниоткуда появившийся визг в мозгу с требованием разбить голову Марианны о зеркало позади неё, и тогда она обязательно расскажет всё. Моё наивное безумие… Всё же я не мог не восхищаться Марианной, как бы ни было противно это осознавать… но её упорность, её готовность вынести всё, что угодно, но не выдать местонахождение моих детей, всё же вызывала именно восхищение.
Поморщился, услышав гаденький смех в голове.
«Ну, конечно… потому что эта дрянь знает, что у тебя яиц не хватит её прикончить. Любому другому бы она сразу раскололась. Пригласи сюда Лизарда. Поручи ему узнать эту информацию, и уже через пять минут будешь знать, где твои… а, может, и не твои, дети.»
Может быть, эта сука была права… но мы оба знали, что я, скорее, сдохну, чем позволю кому бы то ни было причинить ей боль, коснуться её хотя бы пальцем. Я пытался. И не смог.
«— Прочти её мысли? Что может быть легче? Ты теряешь уже который день с ней. День, который можно было бы потратить на что-то действительно важное.
— Ей не выдержать. Она умрёт или сойдет окончательно с ума после всего этого.
Смерть пожимает плечами.
— Ничего страшного. Так бывает. Расходный материал. Прочти её, Морт. Не будь слабаком. Докажи, что из вас двоих яйца между ног именно у тебя.
— Катись к чёрту, моя девочка!»
Уселся на пол, вытянув ноги и глядя на бесстрастное лицо Марианны.
— Носферату вырвались на свободу. Мы отлавливаем их и отправляем в катакомбы, но то и дело появляются сведения о нападении на целые районы таких тварей.
Я даже не уверен, что она меня слышит. По-прежнему безразличный взгляд мимо меня.
— Братство расколото… точнее, от него остались жалкие осколки. Подданные давно перестали думать о чем-то, кроме собственной жизни, а теперь и благосостояния. Немец со своими приспешниками сбежали в неизвестном направлении. По всей стране бродят обозлённые оголодавшие бессмертные, которые с готовностью наплюют на любые законы маскарада.
Никакой реакции.
— А теперь представь, что они наткнутся на детей. На детей, которых можно съесть.
Всё то же абсолютное безразличие.
— Это если их не узнают. А если узнают, что вероятнее всего, то отдадут тем, кто не преминет использовать их как рычаг давления на меня.