Мёртвая точка

— Не знаю, я занят фактами, а делать предположения, гадания, это не моя стихия. Я присоединюсь к вашим размышлениям позже, — Гольдман отвернулся и начал осматривать каждую часть тела и вещи покойной.

— Чистый белый лист бумаги, — задумчиво произнес Фейн. — Может это говорит о ее чистой душе?

— Лист испачкан кровью, — сказал Альбертон, оглядывая его. — Уже давно никто не пишет и не использует бумагу. На смену пришла электроника. Все записи ведутся в компьютере.

— Стоп, вы правы, — сказал Фейн, — ведь у убийцы могло не оказаться под рукой электронной книги, к тому же все они содержат хоть какую-то информацию.

— Например, программы, — добавил Альбертон.

— Верно, и потому она не чиста, а этот лист без единой записи.

— И, какие вы делаете выводы? — спросил Альбертон.

— Убийца хотел, чтобы она, точнее ее душа написала письмо, — сказал Фейн, — этот длинный разрез, вероятно, означал для убийцы — освобождение души этой несчастной. Он освободил ее душу из тела, сделал, тем самым, ее свободной. А чтобы она помнила о том, кто это сделал, и была благодарна ему за это, он подарил ей лист бумаги.

— Это извращенное сознание, — сказал Альбертон.

— Не знаю, но он находится среди нас, — ответил Фейн.

— Это мог совершить каждый, — сказал Голдман, он развернулся к Фейну и Альбертону, — да, мог совершить каждый, даже мы с вами. Вы забыли о тех ужасных делах, что прибыли по почте. Там ведь есть и наши имена.

— У меня появилась идея, — сказал Фейн. — Если это совершил один из нас, то аналогичные преступления должны быть записаны в этих папках, ведь маньяки, как их называют, совершают одинаковые…

— «Модес операнди», — добавил Голдман, — это называется «модус операнди», так было написано в делах. Способ совершения убийства и выбор жертвы.

— Что жертвы? — спросил Альбертон.

— Они выбираются серийником из многих людей по особым характеристикам.

— Стало быть, нам надо почитать дела каждого еще раз, и мы определим убийцу, — сказал Фейн.

— Согласен, — сказал Альбертон.

— Есть еще одна улика, — сказал Голдман, он подошел к телу, лежащему на столе, и указал на область головы. — Убийца не только оставил автограф — лист бумаги, но и кое-что унес с собой.

— Что? — спросил Фейн.

— Вот видите, здесь, — сказал Голдман, указывая на белоснежные волосы.

— Убийца срезал прядь белых волос.

— Но зачем они ему? — удивился Фейн.

— Наверное, если размышлять мыслями извращенного убийцы, он хотел оставить их себе на память, — сказал Альбертон.

— Вы хотите сказать, что убийца испытывал какие-то нежные чувства к жертве? — спросил Фейн.

— Нет, не думаю, — ответил Альбертон, — вряд ли мы все были знакомы раньше. Но ведь не из-за любви же, он убил ее?

— Что вы этим хотите сказать? — спросил Фейн.

— Альбертон хочет сказать, — начал Голдман отвечать за Альбертона, — что серийники совершают ряд тяжелых убийств потому, что испытывают при совершении тяжкого деяния наслаждение. И этот комок белых волос, отрезанных убийцей с головы тела жертвы, придают больному сознанию убийцы «приятные» воспоминания.

— Но это же чудовищно, — не удержался Фейн.

— Да, это чудовищно, но такое мог совершить только человек с душой чудовища, — заявил Голдман.

Детальное исследование дел каждого члена экипажа, ничего не дало. Горячий спор, предположения, взаимные обвинения, подозрение каждого и ничего более. Было решено проверить комнаты и вещи всех, в надежде обнаружить единственную улику — прядь отрезанных убийцей белых волос.

72 день

Фейн, Альбертон и Голдман уже осмотрели собственные комнаты, но ничего подозрительного не обнаружили, никаких улик указывающих на совершение преступления они не нашли.

— Что вам не дает покоя? — поинтересовался Фейн у Альбертона.

— Я пока не могу ответить, это что-то летает рядом. Я пытаюсь уловить его, но оно ускользает от меня.

— Мы уже просмотрели пять комнат, следующая на очереди, комната Ости, — сказал Голдман.

Они подошли к двери и остановились. Альбертон поднял руку, чтобы постучать, но его рука зависла в воздухе.

— Ну, почему ты остановился? — спросил Фейн, глядя на руку Альбертона.

— Я как будто что-то слышал, — ответил Альбертон. — Да, вот еще.

— Я ничего не слышу, — сказал Фейн.

— Я тоже, — добавил Голдман.

— Это голос, да, пожалуй, голос, — сказал Альбертон. — Он идет откуда-то… да, вот из этого коридора, — он указал рукой. — Дальше.

— Давайте пройдем еще немного по коридору, — предложил Голдман. И они втроем отошли от двери Ости и направились по коридору.

— Теперь и я слышу что-то, — сказал Голдман. — Это крики или стоны.

— Скорей, — сказал Альбертон, — это крики о помощи.

Они прибежали, миновав несколько поворотов, к двери, откуда были слышны странные звуки.

— Вот эта дверь, — сказал Голдман.

— Да, сомнений быть не может, — добавил Фейн. — Это чей-то стон. Звуки были похожи на вой вперемешку с протяжным сопением.

— Чья это комната? — спросил Фейн.

— Это комната Крофтона, — ответил Альбертон. Он постучал, но никто не ответил.

— Крофтон, мы знаем, что вы там, — сказал Голдман, мягким голосом. — С вами все в порядке? Это Голдман. Откройте.