Мёртвая точка

— Так и есть, — ответил, улыбаясь, Фейн. — Мы достигли самого высокого развития, когда ценится не материальное или рассудительное, а духовное и разумное. Сохранение не только мира внутри нас, но и сохранение мира, окружающего человека. Мира всего живого, создание и царствование идеальной природы. Мы достигли ее уровня и она…

— Если мир идеален, — перебил его Голдман, — то, как он может допустить несправедливый и далеко не идеальный внутренний и внешний мир человека? Почему внутри идеального находится неидеальное, несовершенное?

— Вы хотите сказать, — начал Фейн, — что мир…

— Я ничего не хочу сказать, — ответил Голдман, — я также, как и Альбертон привык наблюдать, а выводы делать нужно лишь после сбора многочисленных фактов.

Неожиданно открылась дверь, и буквально влетел в комнату Блэк. Он тяжело дышал и значительно нервничал. Он не мог говорить, его сдерживал спазм голосовых связок.

— Что с вами случилось? — спросил Голдман, с тревогой осматривая лицо Блэка. — Вы плохо выглядите. Вы должны успокоиться, все страхи и опасения позади, Альбертон выяснил, что это всего лишь какой-то научный эксперимент, не более того. Он прекратится, и все мы…

— Нет, нет! — закричал сорвавшимся голосом Блэк. — Никакой это не эксперимент…

— Успокойтесь, и все нам расскажите, — сказал Фейн. — Что произошло?

Спустя десять минут они вчетвером были в шестом секторе. В слабом и призрачном, мигающем свете лампы лежало тело.

— Кто это? — спросил неуверенным голосом Фейн.

— Вы меня извините, — сказал Блэк, — но я второй раз не могу это видеть.

— Хорошо, — сказал Голдман, — вы идите в свою комнату, только ответьте на вопрос: кто еще видел это тело?

— Я и Дадсон, — ответил Блэк, — мы просто гуляли, исследовали корабль, а тут…

— Вы ничего не трогали? — спросил Альбертон.

— Что вы, конечно, нет, я испугался, когда увидел лужу крови и…

— Можете идти к себе, — произнес подавленным голосом Голдман, — мы все осмотрим сами.

Блэк, не оглядываясь, тяжелым шагом поплелся прочь.

— Что это, Голдман, убийство? — спросил Фейн. Его сердце сжалось, и в нем поселилась тревога.

— Это убийство, — холодно ответил Альбертон, оглядывая труп.

Фейн не решался приблизиться к трупу и потому остался на освещенном месте. Голдман и Альбертон склонились над телом.

— Вы были правы, — сказал Голдман. — Все только начинается, и все наши страхи и опасения еще впереди.

— Кто это? — спросил Фейн, оглядывая темные части широкого помещения.

Голдман и Альбертон развернули тело лицом вверх.

— Это Хейли, бедняга Хейли, — сказал пониженным голосом Голдман.

— Она, как будто улыбается, — сказал Альбертон.

— Это не улыбка, — сказал морщась от ужаса, Голдман. — Она убита, это не улыбка, а надрез в области горла. Убийца разрезал от уха до уха.

— Это чудовищно, — сказал Альбертон, — такое не мог совершить человек.

— Кроме людей здесь никого нет, — ответил Голдман. — Нет, это преступление, и его совершил именно человек, но с извращенным восприятием.

Альбертон привстал, а затем спросил:

— Вы хотите сказать, что это жуткое убийство сделал кто-то из нас?

— Несомненно, — сказал Голдман. — Помогите мне оттащить тело на свет, чтобы мы могли осмотреть его получше.

Вдвоем они оттащили тело Хейли поближе к лампе. Теперь не было сомнений в том, что это было убийство. Под красной кофточкой, которую она носила, они обнаружили чистый лист бумаги.

— Что это? — спросил Фейн.

— Не знаю, — ответил Голдман, — но могу сказать определенно, ее сначала задушили, вот видите на шее эти два темных пятна. Это следы больших пальцев.

— Вы хотите сказать, — произнес Альбертон, — что Хейли была сначала задушена, а потом ее убийца сделал этот чудовищный разрез в виде улыбки на ее шее.

— Скорей всего, — согласился Фейн. — Но откуда здесь взялась бумага? Зачем Хейли держала лист бумаги у себя за кофтой?

— Может это оставил убийца? — предположил Альбертон.

— Все мы слышали и видели записи, что пришли по почте, — сказал Гольдман.

— Вы хотите сказать, что те папки с делами вовсе не эксперимент? — спросил с ужасом Фейн.

— Я вспомнил, — начал Гольдман, — о так называемом «автографе», который оставляют маньяки или серийники на телах своих жертв.

— Вы хотите сказать, что этот лист и есть «автограф» убийцы? — спросил Альбертон.

— Может быть, это лишь мое предположение.

— Но что же, по-вашему, этим убийца хотел сказать? — спросил Альбертон.

— Не знаю, — ответил Голдман, внимательно осматривая тело. — Нам придется перенести тело в отдельную комнату ее нельзя здесь оставлять.

— Согласен, — сказал Альбертон.

Тело было перемещено в отдельное помещение. Его положили на стол, и Голдман приступил к исследованию деталей убийства.

— И все-таки, — начал Фейн, — что может означать этот, как вы говорите, «автограф»?

— Вы правы, Фейн, — сказал Альбертон, — ответив на этот вопрос, мы узнаем о том, что двигало убийцей, его переживания, заглянем внутрь его черной души. Что вы думаете об этом? — спросил он Гольдмана.