Мертвая ученица

Ким помнила, что самой ей было только семь, и в детском доме она провела всего три месяца, когда впервые познакомилась с «тихой» комнатой за то, что намеренно разлила чужой напиток за обедом. Она действительно сделала это намеренно. Открытой ладонью выбила пластиковый стакан из рук новой девочки с Ямайки и спокойно наблюдала, как течет по столу дешевая жидкость оранжевого цвета, в то время как остальные девочки с визгом отодвигались от этого пятна и поднимали над столом свои тарелки с раскисшими сэндвичами с сыром.

Стоун отказалась извиняться за содеянное, и миссис Хант схватила ее и препроводила в «тихую» комнату.

Освободили Ким через шесть часов, приказав немедленно извиниться. И опять она отказалась – ее собственное упрямство не позволило ей объяснить, что напиток она разлила после того, как увидела, что в него плюнула одна из старших, «отмороженных» девочек.

За время своего пребывания в «Фэйрвью» Ким часто посещала «тихую» комнату. Один из контролеров даже пошутил, что на дверях пора прибить табличку с ее именем.

– Прошу прощения, офицер, но директор Торп сказал, что это единственная свободная комната. – Голос Нэнси вернул инспектора к действительности.

«Да неужели?» – подумала Стоун. Если он думает, что кабинет, по размерам напоминающий шкатулку для драгоценностей, заставит ее поторопиться с расследованием, то глубоко ошибается.

– И боюсь, что Грэм Стил, школьный психолог, не сможет прийти к вам сейчас, – продолжила Нэнси. – Ему пришлось неожиданно уехать.

– Ладно, спасибо, – поблагодарил Брайант помощницу, заметив появившуюся на лице инспектора гримасу.

Когда за Нэнси закрылась дверь, Ким, нахмурившись, встала, вновь открыла ее и еще раз осмотрела комнату.

– Ладно, Брайант, давай помогай, – сказала она, поднимая свой край стола.

– Ты что, шутишь? – поинтересовался сержант.

Стоун покачала головой и стала двигать стол по полу.

– Боже, да подожди же! Ты надорвешься, – сказал ее коллега, хватаясь за другой конец.

– Ну да, а если я останусь здесь еще хоть на минуту, то кого-нибудь укушу, – согласилась Ким. – И, судя по всему, это будешь именно ты.

– Поверни боком, – посоветовал сержант, когда она приблизилась к двери.

Ким уже поняла, что стол был подделкой под старину и поэтому весил гораздо меньше, чем должен был бы.

– И куда теперь? – спросил Брайант, когда они оказались в коридоре.

– Иди за мной и не задавай лишних вопросов, – велела инспектор, двигаясь спиной вперед.

Оказавшись в парадном зале, Ким поставила свой конец стола на пол.

– Вот так будет хорошо, – сказала детектив, направляясь за стульями. Она выкатила два за раз. Теперь те, кто шел к ним на беседу в выделенный им платяной шкаф, будут вынуждены пройти мимо этого стола.

– Не уверен, что Торп будет в восторге от твоих перестановок, – заметил сержант, когда они наконец уселись лицом к входной двери.

– Его проблема, – ответила Ким, чувствуя, как освобождается от липкой темноты. Она глубоко вздохнула и расслабилась. – Итак, психолог пропал без вести – так с кем же мы побеседуем теперь?

Брайант достал из кармана список и, кажется, дважды прочитал следующую фамилию. На лице у него появилась улыбка.

– Думаю, что следующий в представлении не нуждается.

Глава 15

Доусон, задумавшись, сидел на кровати. Сколько раз Сэди Винтерс сидела на этом же самом месте, размышляя о жизни и о возможной смерти?

Что-то мешало полицейскому заняться ее вещами, хотя он прекрасно знал, что она не будет возражать и обвинять его в том, что он за ней подсматривает. Спальня девочки-подростка была тем надежным местом, где она могла чувствовать себя в безопасности и превратиться наконец в человека, живущего в мире с окружающими. Местом, где она искала самое себя и пыталась стать тем человеком, которым хотела. В этом углу комнаты Сэди проводила почти все свободное время, и другого убежища у нее не было.

Кевина интересовало, почему девочка была здесь так несчастна и просила ли она родителей перевести ее в другую школу. Он сам помнил, как умолял мать перевести его после того, как банда Джонни Крока заставила его съесть десять сливочных крекеров подряд. Его рот совершенно высох, еще когда он принялся за второй, и остальные ему приходилось проталкивать в себя, кашляя и задыхаясь. Чем хуже ему становилось, тем больше они смеялись. И только когда ему удалось проглотить последние крошки десятого, Джонни вернул Кевину его портфель.

Тогда ему было десять лет.

Его мать всегда ставила перед ним какую-то цель. На уик-энд, на каникулы, на какой-то праздник. Поэтому он и дожил до пятнадцати лет, когда наконец взял свое будущее в собственные руки и стал избавляться от лишнего веса.

Школьных друзей у Кевина почти не осталось, а новых он так и не завел. Его школьный опыт научил его с подозрением относиться к мотивам людских поступков. Потому что много раз дети пытались подружиться с ним лишь для того, чтобы потом поднять на смех.