Мертвая вода

Часы еще не пробили полдень, а в шести коммунах уже говорили только об Алексе Дорене. Следовало действовать как можно скорее, то есть сосредоточиться на самом главном. Прежде всего, надо было узнать абсолютно все о старом деле. Шастен один за другим запихала все тома следствия в служебный ксерокс, который то и дело грозил то зажевать бумагу, то вот-вот взорваться, и сделала по четыре копии каждого документа. Роз, Буске, Милк и Валант должны были знать дело так же хорошо, как содержимое своих карманов.

Она отправила запрос в речную полицию Парижа, спустя сорок минут пришел положительный ответ. Уверенный голос лейтенанта Массе по телефону пообещал, что его группа будет на месте через двадцать четыре часа. На всякий случай он попросил произнести по буквам название «Авалон», которое слышал впервые в жизни.

Затем Ноэми забралась в свой «лендровер», чтобы спокойно еще раз все проверить. Камин, собака, кофе и полная сосредоточенность.

Едва дверца открылась, Пикассо выскочил из автомобиля. Он сделал шаг, потянул носом, на миг замер и, прижав хвост и уши, поспешно спрятался под машиной и съежился там, как будто хотел вообще исчезнуть.

Перед застекленной стеной, с грозным видом засунув руки в карманы, их поджидал Видаль, бывший легионер, а ныне сосед Ноэми. Она подумала о своем оружии, спрятанном в платяном шкафу под свитерами в спальне. Откинув полу пальто, она приложила ладонь к бедру, как если бы в кармане был пистолет. В ответ в знак мирных намерений Видаль показал ей раскрытые ладони:

— Вы собираетесь возвращать мою собаку?

Главное, чтобы не задрожал голос. Возможно, короткие фразы позволят сбить его с толку:

— Этого не предвидится.

— Тогда я возьму другую.

— Чтобы тоже бить ее? Что у вас за проклятая проблема?

— Я был воспитан как легионер. Я воспитал жену как легионера. Какого черта мне изменять своим правилам ради шавки?

— Понятия не имею. Да мне и плевать. А теперь убирайтесь отсюда, пока я не всадила вам пулю в задницу.

Видаль посмотрел на эту изувеченную женщину, такую отважную и вместе с тем перепуганную. Со времен военной службы он умел сразу отличить солдата, даже если тот был совершенно раздавлен. И он пошел на попятную.

— Я еще вернусь, — на всякий случай припугнул Видаль. — Я не нападаю на безоружных.

Тогда Ноэми убрала ладонь с бедра и провожала его взглядом, пока тот спокойно углублялся в лес. Сердце ее бешено колотилось.

— Пикассо, ко мне! — скомандовала она.

* * *

Ноэми расшила и разделила все тома расследования, чтобы иметь под рукой сотню основных протоколов и относящихся к ним фотоснимков; теперь бумаги были разложены на полу в удобном ей порядке, который, скорее, напоминал беспорядок.

В течение долгих часов она читала, делала пометы и записи, иногда просто просматривала листы этого следственного дела двадцатипятилетней давности, невольно расставляя красные флажки в нужных местах.

Хотя глаза уже слипались от усталости, Ноэми не пропустила сеанса связи с Мельхиором. Она ввела его в курс своего личного состояния, а поскольку оно всегда самыми сложными нитями было сплетено с работой, в беседе сразу всплыло дело о пропавших в Авалоне. Вместе с сомнениями и страхами Ноэми.

— И все-таки удивительно, что вы настолько не в себе, — заметил психиатр.

— Полегче, док, у меня был очень тяжелый день, — предупредила она.

— Допустим, и все же. Вам не кажется, что вы участвуете в игре, затеянной именно ради вас? Невредимая половина лица — для чарующей деревни, вторая половина, искалеченная, — для затопленной деревни, пробуждающей чудовищные воспоминания. Все наоборот, как на фотонегативе, как на диапозитивах того времени. Это расследование все больше и больше становится похожим на вас. Осмелюсь даже сказать, что оно стало спасительным для вас в настолько разных сферах, что странно этого не замечать.

— Не стоит меня недооценивать, док. Я ровно это и вижу, и, похоже, именно это меня пугает. Что эта деревня, что я — у нас одинаковые шрамы.

— И что вы теперь собираетесь делать? Опять бежать? Спрятаться? Или снова стать тем исключительным полицейским, каким были всегда?

— Льстец… Я уверена, вы говорите так всем полицейским, которым снесло половину физиономии и которые затаились где-то во французской глубинке со старым черно-белым расследованием. В любом случае слишком поздно, я редко даю задний ход, особенно теперь, когда уже по уши увязла.

— Молодец, — завершил сеанс Мельхиор.

30

Кофеварка наполнена, круассаны на столе, а часы в кабинете показывают 8:30. После звонка Мельхиору Ноэми под удивленным взглядом Пикассо, который даже начал ее копировать, свернулась калачиком. И тогда она решила завершить ночь на рабочем месте. Когда рассвет потихоньку начал будить деревню, плоды ее бессонницы уже красовались на четырех стенах кабинета, сплошь покрытых копиями допросов, опознаний и фотоснимков из архивного дела.