Мертвая вода

— Да, капитан. Одна из пуль попала в пикап Валанта. Пробила ветровое стекло, прошла сквозь спинку водительского сиденья и застряла в подголовнике заднего сиденья. Как вы и просили, она уже отправлена к баллистикам.

Пока Ноэми слушала прилежный отчет напарника, ее внимание привлек нелепый горшок с цветами на коленях женщины лет семидесяти, которая сидела в комнате ожидания, вперив глаза в пустоту. Ноэми бросила на Милка вопрошающий взгляд.

— Это Жюльетта Кастеран, мать маленького Сирила. Вы уже видели ее здесь, когда было объявлено опознание первого тела.

Тут взгляды женщин встретились, и Ноэми поняла, что надо подойти и поздороваться.

— Я капитан Шастен, вы меня помните? — представилась она.

— Да, — поднимаясь с места, ответила Жюльетта. — Я как раз пришла повидать вас.

— Пройдемте в кабинет? — предложила Ноэми, засовывая пачку сигарет в задний карман джинсов.

— Я думаю, у вас полно дел. Я просто хотела попросить вас держать меня в курсе, когда вы вытащите из воды малышку Эльзу. Я никогда не смотрю телевизор и радио слушаю редко, так что мне не хотелось бы позабыть украсить цветами ее могилку.

Малышку или малыша, Эльзу или Сирила. Казалось, мадам Кастеран забыла, что по-прежнему есть два варианта, что там может оказаться ее сын. Однако Ноэми не решилась напомнить об этом. Она кивнула на горшок с цветами:

— Это для Алекса?

— Да. Ромашки. Знаете, ведь мой муж был смотрителем кладбища. И у меня вошло в привычку украшать цветами заброшенные могилы. Некоторые усопшие были моими пациентами. Муж частенько говаривал: «Если тебе не удастся их вылечить, я займусь остальным».

День был дождливым, и Ноэми заметила, что брюки Жюльетты Кастеран снизу намокли. Из этого она сделала вывод, что пожилая женщина пришла пешком, чтобы повидать ее.

— До кладбища путь неблизкий. Давайте подвезу?

43

Усевшись на каменную кладбищенскую ограду, Ноэми наконец закурила, дав возможность мадам Кастеран предаться скорби на могиле Алекса Дорена. Потом, засунув окурок в кустик лаванды, она подошла к Жюльетте.

— Наверное, у меня не получится сказать тактично, так что придется откровенно, — предупредила она.

— Я прекрасно знаю, о чем вы думаете, — прервала ее Кастеран. — Мадам Сольнье сумасшедшая, Дорены приветливы, как раненые медведи, а тут еще эта старуха Кастеран, которая отказывается верить в смерть своего сына.

— Я все же выразилась бы помягче, но смысл именно таков.

Жюльетта в последний раз поправила букет ромашек и выпрямилась.

— А чего вы ждали? Мы тут все частично лишились рассудка. Утрата ребенка, а главное, неизвестность, она заставляет предполагать худшее. Говорят, будто у одной матери, когда умер ее ребенок, случился разрыв сердца, хотя их разделял целый континент. А вот я ничего не почувствовала.

— И все? То есть, я хочу сказать, вам этого достаточно?

— Мне достаточно этого, чтобы надеяться. Я никогда не переставала верить. Каждую неделю звоню в нашу родительскую Ассоциацию, чтобы быть в курсе, каждый день молюсь. Я даже наняла частного детектива почти на четыре года, но только потеряла большие деньги. Я не сумасшедшая, я доверчивая. Рождения и похороны. Жизнь умещается между колыбелью и гробом. Одна могила за другой. Но моему Сирилу еще не пора.

Слушая Жюльетту Кастеран, Ноэми испытала ту же дурноту, что и несколько дней назад, когда покидала кладбище, и подсознание заставило ее мысленно воткнуть красный флажок. Что-то не складывалось, и ей вспомнились слова Мельхиора про обостренную память, которая могла стать следствием произошедшего с ней несчастья. Гипермнезия — вот что ей сейчас требовалось. Вспомнить цвет, запах, текстуру ткани, шум или мелодию — ту простую деталь, которая по ассоциации встревожила ее. И Ноэми была убеждена: это имело отношение к расследованию.

Она посмотрела, как вдалеке переходит от могилы к могиле и поливает растения кладбищенский смотритель. Одна могила за другой, как сказала Кастеран. Одна за другой, снова и снова. Чертова память.

И тут разум Ноэми выдал очевидное. Прямо у нее перед глазами. У ее ног. Эта стела с датой смерти в 1987 году. И эти аллеи, протянувшиеся на сотни метров. Все было слишком уж большим для такой маленькой деревни. Она оставила Жюльетту и бросилась к смотрителю, который подхватил лейку и отступил назад, словно она собиралась отругать его.

— Шастен. Полиция, — представилась она, показывая удостоверение с триколором.

— Э-э-э, ага, я знаю, — забеспокоился молодой человек в зеленой спецовке и сапогах того же цвета.

— Сколько здесь точно могил?

— Точно? Не знаю. С тыщу?..

— То есть тысяча человек, так?

— А, да нет. Если вы посмотрите на надгробные памятники, то увидите, что в большинстве здесь фамильные захоронения. В одной могиле может быть от двух до шести тел.

— То есть минимум две тысячи человек, умерших за двадцать пять лет.

Ноэми схватила мобильник и заговорила прямо с ним.

«Показатель смертности Авалон две тысячи восемнадцать», — отчетливо продиктовала она.

«За две тысячи восемнадцатый год в деревне Авалон насчитывается тридцать одна смерть», — металлическим голосом ответил ей телефон.