Мертвая вода

— Кем? — не понял Кистень.

— Что это значит? — нахмурилась Ринна.

— Он маг крови, — мрачно пояснил Лаэрт. — Связан кровными узами с командой, очевидно.

— Они все — его родственники? — недоверчиво хмыкнул Кистень.

— Не те узы, — фыркнул агент. — Магические узы крови. Они получают раны вместо него. Получали, то есть…

Ринна подошла к телу в багровой мантии, распростертому на борту. В нем торчали стальные перья, но ран было куда больше. Харм обнюхал тело и коротко гавкнул.

— Похоже, этого тоже заколдовал Блод Беор, — Маронда тоже подошла к телу. — Судя по знакам на мантии — это пиромант. Из секты Инсендаре Муэрте. Есть такая где-то на западных материках… — она брезгливо приподняла край мантии. — Наверняка считал Беора каким-нибудь святым или избранным Огненной Смерти. Кстати, именно их секте приписывают рецепт яда из цветов Черного Пламени.

— Он все о нас знал, — вздрогнул Данатос. — Он давно сговорился с повстанцами!

— Моя вина, — Ринна прикусила губу. — Это я убедила вас, что на него стоит напасть.

— Только после того, как я привел Кассандру, — горько возразил Данатос. — Мы ведь все решили, что не можем оставить всё, как есть.

— Мы все знали, на что идем, — резко сказала Маронда. — И она — тоже!

— Она — в первую очередь, — подняла глаза Брисигида. Свечение у ее рук не угасало, но стало заметно, каких усилий ей это стоит. — Феликса всегда принимает первый удар на себя. Для нее это… ну, что-то вроде принципа. Или кредо.

— Способ самоутверждения, я бы сказала, — прокомментировала Маронда. — Сколько бы я ни пыталась выбить из нее это глупое геройство, она продолжала лезть на рожон.

Брисигида бросила на старуху укоризненный взгляд, но развивать тему не стала. Все свои усилия ей требовалось направить на исцеление Феликсы.

— Я могу помочь, — Лаэрт опустил руку Брисигиде на плечо. — Действительно могу.

— Ты потратил много сил сегодня… — начала жрица, но Лаэрт уже смотрел на нее сквозь сине-фиолетовое сияние.

— Едва ли это имеет значение, — сказал он. Голос звенел странным эхо, как если бы он говорил из колодца, полного колокольчиков.

Брис утерла со лба пот и продолжила скандировать молитвы и заклятия.

Глава 8 Пленник

Феликса сразу решила, что это сон или видение. Она помнила пронзившую ее боль и считала, что эта галлюцинация — последнее, что ей суждено увидеть.

Вокруг нее простиралась серая безжизненная долина. Временами над ней мелькали вспышки молний, неуверенные и будто бесцветные. Плоскость долины испещряли трещины и широкие провалы. В них клубилась густая первобытная тьма.

— Поганое место, — произнесла Феликса. Она не знала, услышит ли здесь свой голос. Звук был: такой же серый, никакой, как и все вокруг.

Она попыталась рассмотреть себя, ущипнуть или просто взмахнуть руками — ничего из этого не вышло. Она была здесь — и при этом ее здесь не было. «Дурацкий сон, — рассердилась она. — Хотелось бы напоследок увидеть что-то поинтереснее».

Феликса не придумала ничего лучше, чем направиться вперед. Вид перед ней менялся, будто она перемещалась, хотя движений ногами она не ощущала. Чародейка решила приблизиться к трещине с тьмой — тьма казалась единственной настоящей вещью. Феликса плыла, перетекала в пространстве. Очень быстро она оказалась рядом с провалом, где клубами взлетала и опадала черная пелена.

Феликсе очень не понравилось это зрелище. Тьма звала окунуться с головой, предлагала тишину и покой. Она знала, кто обычно дает подобные обещания. Ей совсем не улыбалось утратить сущность в обмен на забвение, как бы заманчиво не выглядело это предложение в таком бессмысленном, угнетающем месте.

— Да пошла ты, — буркнула она переливающейся тьме.

Чародейка отвернулась от трещины и двинулась в ту сторону, где мелькали вспышки молний. Чувство времени атрофировалось. Сколько она так плыла, избегая темных провалов, понять было невозможно. Очень долго — вот единственная характеристика, пришедшая ей на ум.

Молнии так и не приблизились, и Феликса замерла. «Ладно, — подумала она. — Ничто не длится вечно. Это тоже закончится. По крайней мере можно проговаривать про себя слова. Повспоминать что-нибудь приятное».

Из приятного мало что шло на ум. Серая равнина и черные расщелины навевали мрачные мысли. Тело отца, напичканное взрывчаткой и скрытое иллюзией. Крик матери, едва различимый за песчаной бурей. Горящие от удушья легкие и головокружение от прохода через портал, вкус морской соли на губах… Брисигида, известково-белая, с лиловыми венами и артериями. Черные руки и разбитая бутылка. Чудовищный стон, доносящийся из морских глубин, словно предсмертный крик исполинского кита. И постоянный привкус мертвечины во рту.

«Может, это месть Беора? Говорят, маги крови способны влиять на психику и сосуды головного мозга…» — устало подумала Феликса. Она пыталась думать о Данатосе. Оборотень был единственным, кто не вызывал в ней неприятных ассоциаций или чувства вины.