Мертвая вода

Бард кивнул, все еще с трудом сдерживая спесь и ярость, от которых у него едва дым из ушей не валил. Натянув на лицо дебильную улыбку, он промямлил:

— Будем знакомы.

Феликса в ответ только кивнула. Этот назойливый юноша может стать серьезной помехой в исполнении их с Фабио плана. Хотя, учитывая, что план был столь же прост, сколь гениален, проблем возникнуть не должно. А суть плана заключалась в следующем…

Лорд Мордред Пигсвелл, барон, эмигрант с Ферискеи *, как и многие его соотечественники, с большим комфортом умудрился устроиться в этой части света. Отвратительная, а точнее, совсем никакая налоговая система и жаркий климат позволили ему сделать баснословное состояние на выращивании риса. Лорд привез с собой технологию оросительной системы, но не спешил ей делиться, и в результате стал монополистом в сфере торговли этой нехитрой крупой. Однако лорд жил не только с продаж риса. Ловко обходя все таможенные преграды, к Мордреду непрерывно поступал поток редких драгоценностей, добытых нелегальным путем, и все это иноземный лорд хранил у себя дома.

Хозяйка же, почтенная жена Мордреда, леди Элизабет, выполняла роль не столько супруги, сколько партнера лорда, ибо, как и всякая женщина, понимала в драгоценностях чуть лучше. Правда, не столько в плане оценки стоимости, сколько в плане их охраны. Элизабет Пигсвелл командовала стражей, а также помогала группе чародеев проектировать сокровищницу. Разумеется, жена не мешала лорду Мордреду таскать в койку многочисленных любовниц, а изредка — даже дарить им эти самые краденые драгоценности.

И Феликса согласилась, что такого мерзавца грех не ограбить. Фабио добыл сведения о бароне и сотрудничающих с ним контрабандистах у одной из бесчисленных бедеранских бордель-маман. Именно она подбирала любовниц лорду Пигсвеллу и подобным ему денежным мешкам.

Так что бедняга Мак в какой-то мере сказал правду, лорду интересны только прелести чародейки. Собственно, на то и расчет.

Естественно, с таким состоянием лорд отхватил самую престижную территорию для своего замка. Районы вблизи столицы делились на несколько категорий дороговизны. Самая дешевая — ближе всего к городу — представляла собой захламленные и бедные деревни, заселенные в основном грязными оборванцами. Правители таких поселков, а точнее выселков, почти никогда не бывали трезвы, за что их ласково называли «бухашками». Многочисленные кривые улицы с кое-как слепленными лачугами кольцом окружали Бедеран.

Следующая категория была банальна и до боли прозаична — бедные деревеньки, живущие исключительно своим трудом. Хмурые люди, населявшие эту местность, отличались высокой работоспособностью, отсутствием лени и чувства юмора. Простые, как топор, дома властителей подобных мест почти не выделялись из общего серого или, если повезет, зеленого пейзажа.

Чуть лучше дело обстояло в тех поселках, где выращивали этот самый несчастный рис. Правда, люди оттуда никогда не разговаривали с чужаками.

И наконец, встречались поселения таких известных богачей, как лорд Мордред. В подобных деревнях жили чиновники Бедерана, в такой рай ездил отдыхать и правитель Кузура, когда его совсем достанут эти самые чиновники. Одним словом, роскошь, отсутствие суеты… настоящее змеиное гнездо.

Проехав через три кольца разных сел, Феликса могла бы сойти с ума от скуки, если бы не ее попутчик.

— Как думаешь, нам еще долго ехать? — угрюмо спросил тот.

— Минут сорок, — беспечно ответила Феликса, откровенно веселясь.

— Не вижу в своем вопросе ничего смешного, — демонстративно надулся бард.

— Значит, у меня зрение лучше, — фыркнула она.

— Что?

«Строит из себя дурака, — решила про себя Феликса. — Но зачем он едет в замок на самом деле?»

— Ничего. Следи за дорогой, а то наедешь на что-нибудь.

Бард неопределенно пожал плечами, насупился и стал смотреть по другую сторону дороги. Но пейзаж выглядел до того идиллически скучно, что горе-музыканта хватило ненадолго.

— Вообще-то обычно я не позволяю девушкам разговаривать со мной в подобном тоне. На меня поклонницы гроздьями вешаются, а ты… — тут он настолько закипел от возмущения, что вовсе не нашел слов. Но упорно продолжал их искать: — Ты! Ты… да ты хоть понимаешь… Я — великий музыкант…

— …Мое имя не померкнет в веках, как сияние прекрасной, но далекой и недоступной звезды? — подсказала Феликса. — Ну, продолжай. Может, я тоже чуть-чуть на тебе повишу. Повешусь, как молоденькие девицы на деревьях с любовной тоски…

Мак насупился и попытался обидеться окончательно, но тут вспомнил, что его лютня все еще находилась в руках чародейки.

— Отдай мне инструмент.

— Сам вернется, коли захочет, — вскинула голову девушка, издевательски скалясь, будто разбойник, предлагающий забрать свое добро бедному горожанину.

— Взрослая девка, а все в игрушки играет, — буркнул себе под нос бард, и Феликса тут же уловила свежую нотку в его заносчивом фальшивом поведении. Для нее настолько очевидно стало его притворство, что она не сочла нужным дальше потешаться над лже-музыкантом.