– Это логика белого человека, забудь, она не работает в Абудже, – Вик помотала головой. – Ты не знаешь, чего хотят местные, а узнал бы – опять блевал бы. От изумления. А Орден… Чтобы понимать его значение, надо жить на связи с большим миром. Абуджа два года сама по себе. Люди тут впали в блаженное первобытное состояние и все забыли. И Муделе не исключение. Ему семьдесят лет, у него в голове каша из европейского образования и нигерийского менталитета, приправленная мифами йоруба. Он теоретически добрый, но практически убийца. Я по-твоему страшная фаталистка, да? Расслабься, страшный фаталист здесь один – Муделе Баба. Бойся его. Он непредсказуем. Как и все черные с их дикими заморочками. Не бойся Йобы, она-то предсказуема, славная моя девочка. В Абудже не роботы, а люди страшные! А роботы у меня хорошие…
– Майк… – вспомнил Леха. – Обещал, что я увижу Йобу.
– Конечно увидишь. Думаю, ты не увидишь Майка…
– Он хотя бы жив? – перебил Леха.
– Тебе его жалко? – Вик прищурилась. – Тебе, что, всех жалко? Откуда ты взялся такой?
– Из Москвы. Нет, не жалко, я думаю, он… нас с тобой не пожалел бы.
– Во-от, – протянула Вик. – Начинаешь понимать, добренький мальчик. В Абудже добрых нет. Все злые. И я злая. Сюда приезжают, чтобы творить зло, даже когда прикидываются, будто хотят творить добро. Любой, кто собрался в Абуджу, заранее по умолчанию проклят! И ты тоже здесь испортишься.
– Подбрось до аэропорта, – повторил Леха, взвешивая в руке свой рюкзак. – Пока я не испортился.
– Не успеешь. Скоро все кончится.
– Вик, я тебя очень прошу.
– Да пожалуйста.
Она повернулась и вышла так резко, что Леха не сразу поверил в это. Только что уговаривал – и вдруг уговорил. Или ей стало все равно. Или было все равно с самого начала, просто хотелось поболтать. Да кто ее знает.
Леха быстро огляделся – не забыл ли чего, – и, спотыкаясь, поспешил следом. Он еще недостаточно твердо стоял на ногах. Переоценил себя и недооценил местную выпивку.
На улице оказалось довольно светло: луна пробивалась сквозь пыльное небо. И довольно людно: вокруг «Мерседеса» стояли, лениво жуя, вооруженные парни в беретах; рядом приткнулись два пикапа с пулеметами в кузовах и большой черный джип. То ли парадный эскорт Великой Матери, то ли ее личный конвой; сторожа на калитке золотой клетки.
Вик что-то сказала охране, та засуетилась, разбежалась по машинам, один пикап сразу выкатился за ограду, другой врубил на крыше «люстру», залив двор молочно-белым сиянием. Леха подозревал, что сейчас его прокатят с ветерком, но, увидев, как за руль «Мерседеса» садится Вик, невольно ойкнул. А потом усмехнулся. Поздно волноваться, когда угодил в дурдом.
Саму поездку он почти не запомнил; осталось только ощущение полета в бездну верхом на шаровой молнии. Кортеж врубил прожекторы и помчался внутри огромного полыхающего кокона, ядром которого был «Мерседес», залитый светом «люстры» с пикапа сопровождения. Как объяснила Вик: «Чтобы местные придурки видели, кто едет, и не делали глупостей».
– Тебе-то хоть что-нибудь видно?
Машина, оберегая глаза водителя, поляризовала стекла, включая лобовое, и пейзаж снаружи едва угадывался.
– А я – по приборам!
– Я бы поставил на автоплот, – буркнул Леха.
– Тебе никогда не говорили, что ты невыносимо скучный тип?
Леха нервно зевнул.
– Нет, кто-то говорил, что я должен передать сообщение Элис.
– Ах, она у нас – Элис… Уси-пуси…
– Да не нравится она мне! – воскликнул Леха. – А ей вообще Пасечник нравится! Ой!
«Мерседес» заложил дугу, Леху размазало по двери, в окне мелькнул пикап и остался позади. Обиженно вякнул клаксоном вслед.
– Трудно им со мной, – сказала Вик. – На прямой еще туда-сюда, а в поворотах совсем не могут. Иногда даже кувыркаются… А что за фигня – пас… пасе… Что за фигня, короче? Ну, которая нравится твоей уси-пуси-Элис?
– Это фамилия, – сказал Леха. – Начальника моей группы так зовут, Марвин Пасечник.
– Понятно. Любовный треугольник. Она нравится тебе, он нравится ей…
– Да нет же!!! – рявкнул Леха в полный голос.
– Ты чего так разволновался? – спросила Вик небрежно. – Все в порядке. Видишь – едем. Захотел ехать – и поехали… Исполняем любой твой каприз. Если захочешь пить или есть… Кстати, ты поел?! Ага, молодец. А я тебе нравлюсь?
Лехе понадобилась секунда-другая, чтобы врубиться в перемену темы. Никак он не мог привыкнуть к смысловым прыжкам и непоследовательности Вик. Справедливости ради, в этом крылось свое очарование. Интересно, при жизни Виктория Ройс изъяснялась так же?
«Хочешь есть? Хочешь пить? Хочешь секс? Я – твоя техподдержка!» – вспомнил он, и сразу защемило сердце, так, что едва не схватился за грудь.
При жизни Виктория Ройс была наверное чертовски привлекательна.
И типаж у нее перекликается с Рамоной…
– Ты же не хочешь нравиться, – сказал он.
– А могла бы? Тебе?
– Если бы включила автопилот.
Она не глядя врезала ему наотмашь тыльной стороной ладони. Это наверное должно было означать пощечину, но Вик попала Лехе в скулу, ушибла руку и взвизгнула.
Повезло, что она не носит колец, – подумал Леха.