Мёртвая зыбь

— Нас обнадёживает внимание, которое оказывает нам наш державный сосед, барон Маннергейм, мы благодарны графу Владимиру Николаевичу Коковцову, оказывающему через здешние консульства нам посильную помощь, мы полагаем, что недалёк тот час, когда в полном смысле слова будем готовы поддержать удар извне.

— Понимаю, — сказал Якушев, — понимаю и одобряю. Но надо прежде всего договориться о будущей форме правления. Если мы сейчас не произнесём во всеуслышание, какой мы видим будущую Россию, наши собратья на Западе усомнятся в нашей верности незыблемым основам монархии. Не следует забывать и о милюковых, маклаковых, к мнению которых прислушиваются западные говоруны-парламентёры. И ещё один вопрос: интервенция! Мы все понимаем, что это ускорит дело, но за это придётся платить, платить кусками отчизны! Мы, я говорю о Монархическом объединении центральной России, полагаем, что ни один патриот, если он действительно патриот, не может платить за освобождение от нынешнего режима частями нашей территории.

— Позвольте, позвольте! Да если мне завтра скажут, что надо отдать половину Сибири японцам или Крым с югом Малороссии румынам и Пилсудскому, чтоб вернуть нам все, все до последнего городового на Каменноостровском, — не задумаюсь! — кашляя, прохрипел старик, похожий на бульдога.

— Ну, вы Херсонской губернией не распоряжайтесь, — сказал другой, — у меня там пять тысяч десятин…

Якушев с изумлением смотрел на этих монстров.

— А ведь это мерзость, то, что вы говорите! — вдруг вспыхнул моряк.

— Что он сказал?

— Что? Как он смеет!

Тут поднялся длиннолицый и повернулся к моряку:

— Что вы изволили сказать?

— Сказал, что мерзко торговать родиной!

— Ах, так… Наша цель — реставрация империи во что бы то ни стало, а чистоплюи хотят, чтобы мы все делали с дозволения всяких парламентов, чтобы с реверансами… Нет, мы вас не послушаем, мы с самим чёртом договоримся, сударь вы мой!

— Кто это «мы»?

— А хоть бы я, лейб-гвардии Измайловского полка полковник Глебов. А вот кто вы такой? — не знаю.

— Лейтенант флота Забелин.

— Попались бы вы мне под Ямбургом, я бы вас вздёрнул рядом с красным генералом Николаевым! Иуда!

— Скотина!

Тут моряк кинулся на длиннолицего, но между ними оказался Путилов:

— Господа! Как не стыдно!.. При нашем госте… Полковник Глебов! Лейтенант Забелин! Я рекомендовал вас в организацию, зная вас ещё гардемарином. Неужели я ошибся?

Моряк стоял бледный, сжимая кулаки.

— Нет, это я ошибся. Вижу, что мне здесь не место… А вы оставайтесь с этим шутом гороховым!

— Предатель!

На пороге появилась баронесса:

— Господа! Ради бога… Что тут происходит? Там же люди, соседи… Могут услышать…

Действительно, музыка оборвалась.

Все притихли. Наступила зловещая тишина.

— Мы здесь собрались не в бирюльки играть, — вытирая со лба пот, наконец заговорил Путилов. — Выяснилось, что один из нас не заслуживает доверия. Это не только прискорбное обстоятельство, это крайне опасно.

Моряк, стоя спиной к Путилову, не поворачиваясь, сказал:

— Заслуживаю или нет, но я сам сожалею, что попал в компанию сумасшедших… или даже хуже…

— Молчать! — взревел длиннолицый.

— Тише!

— Это была моя ошибка, господа, — несколько успокоившись, сказал моряк. — Ухожу. Так как я сам виноват, что оказался здесь, среди вас, то даю слово молчать обо всем. — Он рванул дверь, которая вела на чёрную лестницу.

— Он нас всех погубит! — взвизгнул старик.

С треском захлопнулась дверь, и моряк исчез. Длиннолицый рванулся за ним.

— Не здесь! Только не здесь! — Путилов стал перед дверью.

— Не надо было выпускать! Таких надо на месте!

— Он же дал слово молчать. Слово офицера!

— «Слово»… Ну, знаете…

Якушев поднялся, и потому, что он начал тихо, и притом внушительно, все замолчали.

— Вижу, дорогие собратья, что нам сегодня не удастся поговорить серьёзно о нашем святом общем деле. То, что здесь произошло, будет уроком для всех нас. Прискорбный случай, надеюсь, он не повредит вашей организации, — вздыхая, сказал Якушев и подумал: «Этого славного морячка они, пожалуй, убьют».

45

Владимир Забелин, который так неожиданно возмутился тем, что происходило на тайном сборище у баронессы Мантейфель в Петрограде, до революции был лейтенантом флота, служил на линкоре «Андрей Первозванный». Это был один из тех кораблей, на котором офицеры имели среди матросов добрую славу.

После революции Забелин служил в штабе флота. Он показал себя преданным советской власти командиром в дни наступления Юденича. В начале Кронштадтского мятежа, когда под нажимом Зиновьева арестовывали без причины морских офицеров, Забелин был тоже арестован, но за него заступились комиссар и моряки-коммунисты. Он был освобождён, однако арест обидел Забелина.

После Кронштадтского мятежа на флоте начались перемены, поговаривали о том, что всех старых моряков демобилизуют, наберут комсомольцев. Ожидались увольнения и в штабе флота. Забелин грустил, ничего, кроме флотской службы, он не умел и ждал чистой отставки. Что делать и как жить в этих обстоятельствах?