Мёртвая зыбь

— Я уже представил, какой он прекрасный ученый, и хочу всесторонне понять его, задумав написать об его идеях книгу, посвятить ему роман.

— Я рада за него. Вот так мы пока живем в его ректорской квартире при Университете. Ее освободить надо, но дом Академии Наук, с квартирой для нас на Ленинском проспекте, еще недостроен.

— Всякий переезд вроде пожара.

— Или порогов. Вам не привелось по ним плавать?

— В сильнейший шторм дважды попадал и в Атлантическом, и в Ледовитом океане, а вот пороги не встречались.

— Счастливый вы человек, Александр Петрович, — вздохнула Марина Анатольевна и сменила тему разговора. — Скажите, как прошла встреча Александра Николаевича с писателями?

— Очень хорошо. Вот меня больше всех зацепило. Зори грядущего в его замыслах увидел и хочу перенестись в мир, где никто никого не ест.

— Александр Николаевич не только мечтает об этом. Он уже и сейчас такой.

— Не ест мяса? Вегетарианец?

— Конечно! А вы не знали?

— Не подозревал.

— Он очень принципиален. И в этом, и во всем в жизни.

— Это очень важно для меня.

Без звонка со своим ключом пришел Несмеянов.

Марина побежала в переднюю помочь ему раздеться.

Он вошел бодрый, энергичный, словно не после утомительного рабочего дня:

— Прошу простить меня. Не в моих правилах заставлять себя ждать.

— Мы беседовали с Мариной Анатольевной.

— Это она может. Не уговаривала на плотах сплавляться?

— О порогах была речь, но не о плотах.

— Тогда о плотах я сам скажу. Я каждое лето так отдыхаю. Стихия! Буря под ногами! Красота! Ну, как, братья-писатели довольны ли нашей беседой?

— Лучшим ответом служит то, — я уже признался Марине Анатольевне, — что хочу написать роман о вас и искусственной пище.

— Шура, покуда такой пищи у нас в обиходе нет, позвольте вам на ужин приготовить яичницу? — предложила хозяйка.

— А это, как гость.

— Мне-то все ко двору, но как вам яичница?

— Это не живые существа, это не инкубаторные яйца, а неоплодотворенные. Из-под несушек прямо на продажу. Без петухов.

— У нее все учтено, — не без гордости заметил Несмеянов.

Пока хозяйка хлопотала с ужином, мужчины прошли в кабинет академика, где он посветил гостя в тонкости производства искусственной пищи:

— Русский человек, как и Москва, словам не верит, а потому повторяю свое приглашение заглянуть в наш институт биохимии. Я познакомлю вас с нашими энтузиастами, научными сотрудниками и дам отведать наших блюд. Мы уже поставляем еду в больницы для пациентов, находящихся на строгой диете. Самые лучшие отзывы врачей. Ведь наша пища содержит нужные витамины. И обладает заданными вкусом и запахом.

— Я буду рад побывать в ваших сказочных лабораториях. Тем более, что хочу написать роман о городе-лаборатории, живущем на самообеспечении в таком месте, где нет никаких питательных ресурсов, скажем, под ледяным куполом Антарктиды. И роман я назову “Купол надежды”, надеясь, что будущее за этим способом существования.

— Однако, вы опасный фантазер. Собираетесь меня в ледяной каземат упрятать.

— Не в тюрьму, а в город энтузиастов во главе с вами, ради проведения всемирного эксперимента для использования во всем мире ваших научных достижений.

— Что ж, известны эксперименты, когда будущие космонавты добровольно изолируются в условиях предстоящего космического рейса на Марс или еще дальше, то есть с питанием консервами и замкнутым циклом влагооборота и дыхания. Пожалуй, я рискнул бы пожить в вашем городе, где, надеюсь, не буду одинок.

— Разумеется. Но без плотов и порогов.

— Без порогов жизни не бывает, а ведь мы там должны жить.

— Об этом я и хочу написать.

— Так приходите к нам завтра в институт. Вы знаете куда.

— Конечно. Я уже около него прохаживался.

— А теперь зайдете. Пропуска не надо, просто скажете при входе, что ко мне.

— Это правильно. Доступ к такой науке должен быть открыт. Завтра с утра я буду у вас.

— Да, к девяти. В Академию поеду позднее.

Марина Анатольевна позвала отведать ее кулинарное творение из неоплодотворенных яиц.

Это вегетарианское кушанье пришлось Званцеву по вкусу.

А на следующий день он, сидя за журнальным столиком, заботой секретарши, именуемой здесь референтом, накрытым белой скатертью, с аппетитом отдавал дань подлинному вегетарианскому блюду — бесподобному по вкусу жареному бифштексу с картошкой пай, имевшей калорийность мяса.

Он прошелся по лабораториям, знакомясь с “поварами” со степенями докторов химических наук и с кандидатами наук за обычным ткацким станком, готовя из застывших тонких нитей нагретой биомассы, пропущенной под прессом через калибровочные отверстия, привычное волокнистое мясо, и не простое, а “вырезку”.

Кусочек бифштекса с жареной картошкой академик положил в круглую прозрачную пластмассовую коробочку и вручил гостю, чтобы он отнес домой и дал попробовать своим скептически настроенным женщинам, жене и ее матери.

— Вас просто разыграли, Саша, — безапелляционно заявила теща. — Никакой это не искусственный продукт, а обыкновенная вырезка, причем пережаренная! Бифштекс должен быть с кровью.

Узнав со слов Званцева об этом уничтожающем отзыве, академик Несмеянов сказал: