Мёртвая зыбь

“Дорогой мой, старче! Ты не представляешь, как помогаешь мне своими письмами. Помни, как еще при моей покойной ласточке Нинусе, прислал ты мне к моему юбилею сонет, который не могу не привести:

УРАЛЬСКОМУ ДРУГУ

Зарёй горят в пруду огни.

Цех стали вспыхнул, как фонарик.

Незабываемые дни!

Влюблялись оба мы в угаре.

Не в чудо-девушку, — в завод!

В игру ума, в стихи, в мечтанья!

Пройдёт хоть век, Урал зовёт.

Душой с тобою снова там я!

Огни — на жизненном пруду,

И в дружеском горниле плавка.

Седым я к вечеру иду.

На возраст не нужна поправка!

И пусть под снегом пышный луг,

Найдём подснежники, мой друг.

Не смог я дочитать вслух сонет. Горло перехватило. Расплакался при гостях. Нежная подружка дней моих суровых Нинуся взяла у меня твое письмо и дочитала.

Надеюсь, старче, поймешь, что значишь ты в моей жизни. Особенно теперь…

А насчет разбитого корыта, брось и думать. Роман-то вышел, и премию получил. Скажи Кожевникову спасибо. И никто с тебя математики и доказательства недоказанного не требует.

Вот меня своими письмами ты заставляешь тряхнуть стариной, зарыться в книги, пройти новые университеты. Вероятно, это именно то, что может вернуть меня к жизни. Пожалуйста, не стесняйся. Пиши мне обо всем, чем занимаешься, помоги мне не чувствовать одиночества. Что касается парабол, то пока они — еще одно доказательство теоремы Пифагора. Я помню, как ты рассказывал о своей юности, когда удивил всех на математической Олимпиаде древнеиндийским доказательством с квадратом и треугольниками, написав об этом впоследствии увлекательный шахматный рассказ “Пластинка из слоновой кости”. И как найдены несколько доказательств теоремы Пифагора, так же существует, и не одно, доказательство теоремы Ферма. И прав твой Кожевников с геометрическими построениями совмещенных парабол и гипербол, и правы те, кто ищут алгебраическое доказательство теоремы Ферма. В математике все дороги ведут в Рим.

Обнимаю тебя, вечно юный старче, жду твоей помощи в нелегком отшельническом существовании.

Жму руку, твой друже Костя”.

Глава шестая. Генная память

Кто ты мой предок неизвестный?

Когда ты жил на этом Свете?

Какая давняя невеста

Дала мне жизнь через столетья? Александр Казанцев

“Бесценный, друже Костя! Я должен рассказать тебе о невероятном событии, когда я сам, а не мой герой, перенесся на три с лишним столетия назад во Францию кардинала Ришелье, Екатерины Медичи, в эпоху не только Варфоломеевской ночи, но и великих ученых: Декарта, Паскаля, Ферма…

Но начну по порядку. Ты оказался прав. Я послал тебе журналы “Молодая Гвардия” с романом “Острее шпаги”. Ему присудили, как ты знаешь, первую премию года, и редакцию, как никогда, засыпали письмами, в том числе от множества любителей математики, увлеченных загадкой Великой теоремы.

И пришлось мне, друже, отвечать им всем, указывая на ошибки “найденных доказательств”, поскольку математический институт им. Светлова не рассматривал подобные попытки, считая теорему недоказуемой.

Но один читатель задел меня за живое. Это был любитель математики, офицер охраны Семипалатинского испытательного атомного полигона Геннадий Иванович Крылов, переехавший потом в Мариуполь, однофамилец выдающегося математика и кораблестроителя Крылова. Может быть, между ними была какая-то отдаленная генетическая связь. Мой читатель с завидным упорством атаковал теорему Ферма и в несчетных письмах делится своими исканиями. У нас возникла своеобразная “почтовая дружба” на математической основе. Располагая электронно-вычислительной машиной, он задавал программу на сотни тысяч попыток. И точные ответы всегда были: Ферма прав в своей теореме — равенства нет! Попутно он получил самый важный для себя результат — новую теорему, выведенную “способом попыток”, но не доказанную. Он попросил меня доказать ее. Она, как бы, продолжила теорему Ферма: “сумма двух возможных целых чисел в любой степени равна целому числу в степени на единицу больше”. И забил мне в голову гвоздь искания. Молотком стучала во мне формула: xⁿ+yⁿ=zⁿ⁺¹.

Математика всегда была моим увлечением, а тут я ничего не мог придумать. Стал перечитывать свой роман, чтобы войти в его эпоху, увидеть, как бы, воочию Паскаля, Декарта, Ферма. Я был, как одержимый…

Тут и произошло со мной невероятное. Можешь считать, что я тронулся, но я на самом деле оказался в давней Франции, притом владея, старофранцузским языком, общался с тенями давно ушедшего времени, как с живыми людьми. Можно объяснить это только генной памятью. Казалось бы, у меня нет предков из Франции, но я внук польского шляхтича, гусарского полковника Казимира Курдвановского, сосланного русским царем в Сибирь за участие в польском восстании 1863-го года, и в этом кроется разгадка!

Но так или иначе, я воплотился в молодого щеголя, встречающегося в обычном месте на бульваре Тулузы со своим другом, молодым обещающим юристом… Пьером Ферма.