Мертвая зыбь

"Грозой буржуазии, верным рыцарем пролетариата, неутомимым строителем нашей промышленности, вечным тружеником, бесстрашным солдатом великих боев" назван был Дзержинский в обращении Центрального Комитета ВКП (б) ко всем членам партии, ко всем трудящимся, к Красной Армии и Флоту в связи с его кончиной.

Дзержинский умер, как жил, в борьбе за партию, за ее бессмертные идеи, за ленинизм.

На посту председателя ОГПУ его сменил представитель старой гвардии большевизма, сподвижник Ленина - Вячеслав Рудольфович Менжинский.

Образ этого замечательного человека никогда не потускнеет даже рядом с образом Дзержинского. Профессиональный революционер, член партии большевиков с 1902 года, участник революции 1905 года, редактор большевистской газеты "Казарма" - таков путь Менжинского до Октябрьской революции. Десять лет, до 1917 года, он пробыл в эмиграции, а затем редактор газеты "Солдат", член Военно-революционного комитета, первый народный комиссар финансов и, наконец, работа в ВЧК-ОГПУ.

"Чекистская деятельность, - писал Менжинский своему старому товарищу по революционной работе, выдающемуся ученому-историку Михаилу Николаевичу Покровскому по случаю его шестидесятилетия, - не располагает к душевным излияниям и поглощает целиком".

Так работал Менжинский.

Человек огромной культуры, высокообразованный марксист, Менжинский обладал поразительными способностями лингвиста. Он владел едва ли не всеми западноевропейскими и славянскими языками, хорошо знал историю России и Франции, особенно историю французской буржуазной революции и французскую литературу. До последних дней жизни он был близким другом Горького. Человек большого обаяния, одаренный тонким чувством юмора, он вместе с тем был человеком непреклонной воли, беспощадным к врагам революции.

Последние операции "Треста" осуществлялись чекистами под руководством Вячеслава Рудольфовича Менжинского.

65

Автор исторического романа, который пишет о событиях, происходивших два-три столетия или даже век назад, пользуется архивными документами, письмами, мемуарами современников, и это вполне естественно. Он лишен возможности видеть и слышать современников и участников событий. Но представим себе литератора, который пишет о событиях, происходивших пятьдесят или сорок лет назад. Заметим кстати, что он сам был свидетелем событий, происходивших в то время. В его распоряжении имеются открытые недавно архивы, документы. Но еще лучше, если он может встретить современников и участников событий, о которых рассказывается в его романе.

Живая беседа с участниками событий, их свидетельство, переписка с ними, несомненно, оказывают большую помощь автору. Но свидетельство очевидцев обязывает его дать действительно точную картину событий. При этом автор должен иметь в виду, что, рассказывая об одном и том же событии, очевидцы часто расходятся в описании того, что они видели.

Шульгин был не только живым свидетелем событий, но и прямым участником. И хотя со времени дел "Треста" прошло более сорока лет, но память еще не изменила Шульгину. Его рассказ был освещением событий с точки зрения человека, который не знал, что на самом деле представлял собой "Трест".

Другим ценным свидетелем и участником операции "Трест" был Александр Алексеевич Ланговой. Он видел ее не со стороны, а как бы изнутри, будучи сам исполнителем многих операций, задуманных руководством советских органов безопасности. В беседе с автором он рисовал портреты участников событий, их внешний облик, их действия, рассказывал и курьезные эпизоды.

Коротко передам один из рассказов Лангового.

После берлинского съезда намечалось совещание евразийцев в Праге. Ланговой должен был отправиться туда через "окно" на польской границе. По пути в Прагу к Ланговому присоединился некто Козелков-Шубин, молодой человек с "философским уклоном". "Это был, - говорил Ланговой, - психопат или просто путаник. В Праге я рекомендовал его профессору Савицкому, видному деятелю эмиграции, для философских бесед, уверенный, что он разберется в "идеях" Козелкова. И услышал такой отзыв Савицкого: "По-видимому, в нем есть состав гениальности".

Но в Праге Лангового ожидали не только "философские" беседы. Его подверг допросу некто Зайцев, начальник разведки Кутепова, типичный жандармский полковник. Ланговой говорил ему, в сущности, правду, исключая, конечно, "увлечение" идеями евразийцев и "разочарование" в революции.

- Да, я сын профессора медицины.

- Да, я участник гражданской войны. Награжден орденом Красного Знамени.

- Да, разочаровался в революции. Разделяю убеждения евразийцев, потому не в чести у стариков, руководителей "Треста", считаю их недостаточно активными. Это люди с устаревшими понятиями.