Читаем Мертвая зыбь полностью

Лена с удивлением разглядывала публику. То был цвет нэпа: дамы, одетые в платья цвета морской волны, с низко опущенной талией, юбки уже становились короче, шляпы надвигались на брови; кавалеры - в пиджаках колоколом, в брюках, напоминающих галифе, суживающихся книзу дудочками. Такие брюки назывались "нарымками" - по названию той отдаленной местности, куда попадали деятели нэпа за противозаконные деяния. В то время были в моде светло-серые мужские шляпы с широкими полями, обшитыми тесьмой, галстуки бабочкой или завязанные большим узлом, закрывающим сорочку, с пристежным пикейным воротничком.

Но была и публика попроще: молодые люди в белых и кремовых рубашках, застегивающихся на множество пуговичек, с узкими кавказскими, с серебряными украшениями, поясами, в бриджах и желтых сапогах. Были и девушки в длинных полотняных юбках, жакетах, похожих на коротенькие мужские пиджаки, и в белых туфлях на низком каблуке.

Вдруг рядом с Зубовым оказался Стауниц, пристал к Зубову. Пришлось познакомить его с Леной. Стауниц завел разговор об оперетте, о том, хороша ли Татьяна Бах, и все время осматривал с головы до ног Лену нагловатым и пристальным взглядом. "Уж очень скромно одета ваша девица", - читал в этом взгляде Зубов, мысленно посылая Стауница к черту. С другой стороны, он понимал, что Стауница интересуют его, Зубова, связи, сто знакомые.

- А в графе Люксембурге мало графского, вы не находите? - спросил Лену Стауниц.

- Не знаю, мне не приходилось видеть графов.

- Ну, тогда и этот сойдет... Не угодно ли? "Мы оставляем от старого мира только одни папиросы "Ира", - он протянул коробку Зубову. - Это кто, Маяковский написал?..

- Маяковский не только это написал, - отрезала Лена.

Стауниц так и не отвязался, весь антракт болтал всякую чепуху, иногда с антисоветским душком, не переставая поглядывать на Лену. Она хмурилась. Дали звонок, и они вернулись на свои места.

- Ну и тип... - сказала Лена, - это твой дружок?

- Да нет, просто знакомый.

- А держал себя так, будто вы однокашники. Почему ты не оборвал его, когда он нес всякую похабщину?

- А я, признаться, не слушал.

- Зато я слушала. Если подойдет в следующем антракте, ты его отбрей как следует.

Во втором антракте Стауниц не подошел, но, проходя мимо, мерзко подмигнул. Лена это заметила.

- Вот скотина! - подумал вслух Зубов. - Испортил вечер.

Лена молчала. Из театра шли молча. Зубов думал, что она зайдет к нему, как бывало прежде, но она сказала, что отец болен, мать провозилась с ним всю прошлую ночь, а теперь ее, Лены, очередь.

Зубов проводил ее домой на 2-ю Тверскую-Ямскую. Хотя они и поцеловались на прощание, но расстались довольно холодно.

Он понимал ее чувства: девушку смущало знакомство Зубова с этим франтом с бриллиантовым кольцом на мизинце. Но что мог ей сказать Зубов? Она не должна ничего знать о том, что связывало его с таким субъектом, как Стауниц. Тот, конечно, понял, что девушка, с которой был Зубов, комсомолка или даже коммунистка.

"Черт с ним, со Стауницем, в конце концов, - подумал Зубов. - Я командир, и мне надо поддерживать знакомство в той среде, где я - свой". Но хуже, что Лена была недовольна знакомством Зубова с таким неприятным субъектом. Вероятно, решила - влияние нэпа, об этом теперь много говорят.

...Лена была у Зубова, когда позвонил телефон. Зубова в эту минуту не было, он отправился в продовольственный магазин. Телефон был в коридоре, у самых дверей комнаты, и упорно звонил. Лена взяла трубку. Чей-то знакомый голос спросил Зубова, и, когда она сказала, чтобы позвонили через полчаса, вдруг услышала:

- А это говорит та очаровательная барышня, с которой я имел удовольствие познакомиться в саду Эрмитаж?

Лена бросила трубку.

Когда Зубов вернулся, она прямо заговорила о том, что звонил этот субъект и назвал ее "очаровательной барышней".

- Не надо было брать трубку!

- Телефон долго звонил... Что у тебя с ним общего? Почему он тебе звонит? Почему ты не пошлешь его к черту?

Зубов понимал ее возмущение, но что он мог ей ответить, ей, коммунистке? Дал слово, что пошлет этого случайного знакомого к черту, и отношения между ним и Леной понемногу наладились.

Вот тогда-то он и встретился со Старовым и рассказал о своих переживаниях. Якушев, как мы знаем, был свидетелем этого разговора.

Старов посочувствовал Зубову и дал такой совет:

- Устрой скандал Стауницу в присутствии Якушева. Основание для скандала есть. А что до твоей Лены, то скажи ей, что вы познакомились на бегах, случайное знакомство. Ты, как конник, интересуешься бегами, а он просто беговой жук. Она хорошая девушка, работает в отделе "Партийная жизнь", - конечно, ей неприятно, что ты знаешься с такими типами. Но не посвящать же ее в нашу игру? Это абсолютно исключено.

И Зубов как-то на квартире у Стауница при Якушеве сказал:

- Что ты лезешь ко мне с антисоветскими анекдотами и всякой чепухой, когда я с моей девушкой. И по телефону ей говоришь всякую чушь!

- Ревнуешь? Ухаживай за моей женой. Не имею ничего против!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза