Мертвая зыбь

Может быть, все решилось как-то само собой, в тот самый момент, когда Йерлоф прямо в пальто вошел в гостиную и с тяжелым вздохом рухнул в единственное кресло. А может быть, тогда, когда Джулия вышла наружу, чтобы отвернуть водяной кран под крышкой колодца, а потом включила главный рубильник на распределительном щитке в кухне. А возможно, позже, когда зажгла верхний свет, включила обогреватель и на плите забулькал кофе. Во всяком случае, между Йерлофом и ею появилось какое-то молчаливое соглашение насчет того, что они останутся в Стэнвике. Джулия набрала номер на мобильном, и Йерлоф предупредил персонал приюта, что сегодня вечером не вернется.

Потом Йерлоф прошелся вокруг дома.

— Ни одной мышиной норки, — сказал он довольным голосом, вернувшись обратно в дом.[37]

Джулия молча и осторожно ходила по темноватому дому, как по музею. Здесь хранилась часть ее личной истории, но сейчас ей казалось, что она смотрит на экспонаты, выставленные в покрытых толстым стеклом витринах.

Что здесь было смотреть? В общем, немного. Пять небольших комнат, незатейливая мебель, выкрашенная в белый цвет, шесть незастеленных узких кроватей, крохотная кухня с окошком, между стеклами которого россыпью типографских литер чернела прорва дохлых мух. Выцветшая на солнце старая морская карта Северного Эланда, бюро с черно-белой фотографией шестидесятых годов: широко улыбающаяся Джулия, еще подросток, и ее сестра Лена рядом, — книжная полка в углу. Больше никаких личных вещей, почти пустые, безликие, как в арендованном доме, комнаты.

Доски пола были холодные как лед, явно не хватало ковриков. Не осталось почти ничего из того, что Джулия помнила с детства. Но все же кое-что сохранилось. Когда она открыла нижний ящик бюро в своей бывшей комнате, она нашла там фотографию в рамке: маленький загорелый парнишка в белой хлопчатобумажной майке застенчиво улыбался, глядя прямо на нее. Много лет эта фотография стояла на бюро, а потом кто-то положил ее в ящик.

Джулия достала фотографию и поставила на прежнее место. Она внимательно посмотрела на фотографию своего пропавшего сына, и ее опять потянуло выпить. Несколько стаканов согреют ее и позволят немного забыться. Глядишь — и дом перестанет казаться таким тоскливым. Но Джулии не хотелось, чтобы Йерлоф знал, что она пьет.

Йерлоф, казалось, не замечал ее чувств. Он медленно переходил из комнаты в комнату, как будто бы именно здесь находился его единственный настоящий дом. Так оно и было. После того как он вышел на пенсию, он жил здесь каждое лето и приезжал на выходные, сначала с Эллой, а потом один. Так было всегда, сколько Джулия помнила. Йерлоф стоял у калитки и махал вслед, когда они, дети, уезжали на материк после каникул.

«Сейчас не лето, я скоро уеду», — подумала Джулия, стоя в дверях и сжимая в руке ключи от машины. Но потом неожиданно она громко, так чтобы услышал Йерлоф, сказала:

— Мы с Леной обычно спали здесь, на двухэтажной кровати. Я — всегда наверху.

Йерлоф кивнул:

— Да, точно, здесь. Когда все собирались на лето, было тесновато, но никто не жаловался.

— Да, я помню только, как было здорово летом вместе со всей родней… По-моему, всегда светило солнце, — произнесла Джулия и посмотрела на часы. — Но сейчас нам пора укладываться.

— Уже? — спросил Йерлоф, поправляя фотографию парусника на стене. — Ты ни о чем меня не хочешь спросить?

— Спросить? — сказала Джулия.

— Ну да… — Йерлоф неторопливо снял покрывало с кресла в гостиной и сложил его. — Давай спрашивай.

Он опустился в кресло, и в этот самый момент Джулия услышала, как в кармане ее куртки, висевшей в прихожей, зазвонил мобильник. Сигнал прозвучал как-то неуместно в тихой комнате, и Джулия заторопилась ответить на звонок:

— Алло, Джулия.

— Привет, как дела?

Это была Лена. Наверное, единственная, кто знал номер мобильника Джулии.

— Ты нормально доехала?

— Ну да… Да, вполне.

А что еще она могла сказать? Джулия встретила свой обеспокоенный взгляд в отражении оконного стекла, и ей совершенно расхотелось рассказывать сестре о том, что случилось: про сандалию Йенса и смерть в каменоломне. В конце концов она просто сказала:

— Все хорошо.

— Ты с Йерлофом виделась?

— Да… Мы сейчас в доме.

— В доме в Стэнвике? Я надеюсь, вы не собираетесь там ночевать?

— Собираемся, — подтвердила Джулия, — мы включили воду и свет.

— Папе ни в коем случае нельзя мерзнуть, — сказала Лена.

— Ничего, не замерзнет, — ответила Джулия и тут же устыдилась. — Мы тут сидим разговариваем…. А в чем дело?

— Ну… Я насчет машины. Звонила Марика, ей надо ехать на какие-то театральные курсы в Дальсланде[38] в следующие выходные, так что ей понадобится машина. Я ей пообещала, что все будет нормально. Ты же ведь не собираешься оставаться на Эланде?

— Я тут еще побуду, — ответила Джулия.

Марика была дочерью Ричарда от первого брака. Джулии раньше казалось, что у Марики и Лены довольно паршивые отношения, но, похоже, сейчас они ладили, коль скоро Лена собиралась одолжить Марике их с Джулией машину.

— А сколько именно?

— Трудно сказать… несколько дней.