Мертвая зыбь

— А в соседнем доме кто-нибудь живет? — спросила Джулия, вглядываясь в темноту за окном.

— Ты про какой соседний дом?

— Веры Кант.

— Там больше двадцати лет никого не было. А что такое?

— Да не знаю.

Джулия щурилась, пытаясь что-то разглядеть в темноте. Теперь никакого света вроде и не было. И все же она могла поклясться, что только что видела свет в окне первого этажа дома Веры Кант.

— А кто сейчас владелец дома? — спросила она.

— Ну… дальние родственники — сводные сестры Веры Кант, насколько я знаю. Ну, во всяком случае, никто не рвется руки к дому прикладывать. Да ты ведь сама и дом, и двор видела. Вилла уже была не в лучшем виде в семидесятом, когда Вера умерла.

За окном было по-прежнему темно.

— Ну ладно, — сказал Йерлоф, — увидимся утром.

— И мы поедем к тому, кто похитил Йенса?

— Я этого никогда не говорил, — отрезал Йерлоф. — Я тебе только обещал, что смогу найти того, кто послал мне письмо с сандалией.

— А это что, не одно и то же?

— Я так не думаю, — ответил Йерлоф.

— Ты можешь объяснить, почему?

— Обязательно, я так и сделаю в Боргхольме.

— О'кей, — сказала Джулия, которой расхотелось продолжать разговор. — Увидимся.

Она отключила мобильник.

Джулия медленно шла обратно по дороге мимо дома Веры Кант. Пустые тени лежали под разросшимися старыми деревьями во дворе. Джулия все время смотрела на большие окна виллы — везде темнота. Заброшенный дом черным кубом прорисовывался на фоне ночного неба. Если там кто-то прячется, то у Джулии была только одна возможность убедиться в этом — пойти туда… зайти в дом Веры и посмотреть самой.

Более идиотский поступок трудно было придумать, — Джулия прекрасно это понимала. Вилла Веры Кант — давно оставленный дом-призрак, но…

А если Йенс вошел в этот дом в тот день? А если он еще там?

«Иди ко мне, мама, иди сюда, забери меня…»

Нет, об этом даже не стоило и думать.

Джулия пошла дальше, к прибрежному дому, открыла дверь и тщательно заперла ее за собой.

15

Утро вторника выдалось серым, ветреным, и для Йерлофа оказалось непосильной задачей самому, без посторонней помощи, добраться до машины. Ему помог персонал. Йерлофу пришлось висеть и на Буэль, и на Линде, когда он брел от приюта к «форду» Джулии через площадку перед домом. Его настроение от этого ничуть не улучшалось.

Йерлоф чувствовал, как тяжело обеим женщинам практически тащить на себе его тяжелое и непослушное тело. Все, на что он сейчас был способен, — так это держать в одной руке трость, а в другой портфель и позволять, чтобы его тянули вперед.

Унизительно, но ничего не поделаешь. В иные дни он ходил безо всяких проблем, а иногда едва мог пошевелиться. А этот осенний день был какой-то особенно пронизывающе-холодный, и от этого ему становилось еще хуже. Но им с Джулией обязательно надо было ехать сегодня, потому что завтра — похороны Эрнста.

Джулия открыла дверцу машины, и Йерлоф рухнул на сиденье.

— Куда вы направляетесь? — спросила Буэль, стоя рядом с машиной. Ей всегда надо было за ним присматривать.

— Туда, — ответил Йерлоф, — в Боргхольм.

— К ужину вернетесь?

— Может быть, — произнес Йерлоф и закрыл дверцу. — Ну, поехали, — сказал он Джулии, надеясь, что она не станет комментировать отвратительное состояние, в котором она увидела его этим утром.

— Она, кажется, действительно за тебя волнуется, — начала Джулия, когда машина покатила прочь от дома. — Я хочу сказать — Буэль.

— Ну да, она главная, ее бы воля, так я бы там как приклеенный сидел, — сказал Йерлоф и добавил: — Я не знаю, слышала ты или нет, но на юге Эланда один пенсионер пропал… полиция его ищет.

— Я в машине по радио слышала, — сказала Джулия. — Но мы же вроде сегодня на пустошь не собираемся.

Йерлоф покачал головой:

— Нет, как я и сказал, мы едем в Боргхольм. Нам с троими людьми встретиться надо, но не со всеми сразу — по очереди. Потому что кто-то из них послал мне сандалию Йенса. О нем ты, наверное, и хотела поговорить?

Джулия молча кивнула.

— А другие?

— Один из них мой приятель, — объяснил Йерлоф, — его зовут Ёста Энгстрём.

— Ну а третий?

— А это особый случай.

Джулия притормозила, когда они подъехали к стоп-сигналу перед шоссе.

— У тебя всегда полный мешок секретов, Йерлоф, — сказала она. — Ты что, от этого удовольствие получаешь?

— Вообще-то нет, — быстро ответил Йерлоф.

— А мне кажется, что да, — упрекнула Джулия, выезжая на главную дорогу к Боргхольму.

«Черт его знает, — подумал Йерлоф, — может, она и права». Он никогда серьезно не задумывался над тем, что им двигало.

— Это не для удовольствия, — сказал он, — и я не стараюсь казаться шибко умным. Но я всегда считал, что если рассказываешь о чем-то стоящем, то рассказывать надо так, как оно есть. У каждого рассказа есть свое время и свой ритм, а не так, как сейчас, — скорей, быстрей. В прежние времена время почему-то всегда находилось.

Джулия молчала. Они проехали мимо поворота на Стэнвик; через несколько сотен метров Йерлоф увидел на горизонте старое станционное здание. Туда в мае сорок пятого, уже после окончания войны, пришел Нильс Кант, пришел для того, чтобы потом застрелить в поезде участкового Хенрикссона.