Мертвая

Дядюшка кивнул. Канал… нет, канал там бы пригодился, если припомнить карту, но вот сомнительно, чтобы столь серьезное мероприятие затевали здесь и привлекли бы к нему Мортимера с сомнительной его репутацией.

– Но бумаги пусть передаст, – решила я, надкусив печеньице, – посмотрю…

Чаепитие шло своим чередом. Диттер молчал. Вильгельм держал чашку обеими руками, время от времени шмыгая носом, что было крайне невоспитанно, но с другой стороны я понимаю: в чае с соплями удовольствия нет. Монк ел мед. Я крошила печенье, думая обо всем сразу. И все так старательно молчали, не мешая мыслям моим тяжким, что это, право слово, стало раздражать.

– Все началось с тебя, дядя… и ещё с того круга избранных, который сдал Морти, – я первой нарушила эту затянувшуюся панихиду по остаткам совести. Что поделаешь, с совестью у темных всегда было сложно, просто у некоторых чуть сложнее, нежели у остальных.

Как бы там ни было, но… бабуля мертва,и она лучше других знала, что там, за порогом, придется ответить за все. Плясунья справедлива. Она не возьмет лишнего, но и своего не упустит. Отец? Дед? Пускай… в этих смертях и вправду не стоит копаться, если, конечно, я не желаю отправиться следом. Думаю, у Короны найдутся подходящие специалисты. Мама… мне жаль. Честно. И не только мне. Я принесу белые глицинии и еще чашку того самого цветочного чая, в котором ни вида, ни вкуса, но ей он нравился. Я поговорю с пустотой и, если будет на то воля Ее, меня услышат.

– С одной стороны, – я отправила крошку печенья в рот и зажмурилась, – идея забрать магию у одного человека и отдать другому показалась деду весьма заманчивой… с другой, кто-то сколотил веселую компанию молодых людей, полагавших, что им закон не писан…

Печенье было таким, как нужно. Крохким. Тающим во рту. И с терпкой медовой нотой, которая, впрочем, была не слишком выражена, а потому не забивала ни терпкость имбиря, ни лимонную кислинку.

– Как одно с другим связано, не представляю, – призналась я, потянувшись за вторым печеньем. – Но чувствую, связано… как-то… но по хронологии… сначала ведь были убийства. Их раскрыли. Виновных казнили… и город притих. Так?

Оба инквизитора кивнули.

– А потом уже начались эксперименты…

Я задумалась и поинтересовалась:

– А тогда… никто не ставил себе целью передать силу? Они просто развлекались?

Пожатие плечами. И Вильгельм добавляет:

– Боюсь… я больше не могу доверять архивам.

Ага… то есть, если Святой престол замешан в деле, то опираться на его память чревато. Вообще чревато сидеть тут и за чаем обсуждать дела государственной важности. Нам бы доложить… вот только кому? А то ведь станется… и как-то не тянет меня ни в монастырь, ни в застенки короны… и пусть я ни в чем не виновата, но ведь могут убрать. На всякий случай. Несчастный.

– Ясно… ладно, будем считать, что… – в голове вертелось одно. – Кому это выгодно?

– Что? – уточнил дядюшка.

– Все выгодно… смотри, вот убивают в городе… нагло. Издеваясь… инквизиция землю роет,только без особого успеха, что понятно… им есть кому за вами наблюдать… и тут вдруг счастливая случайность… дядюшка Морти сообщил своему давнему приятелю об откровениях одной маленькой шлюшки…

Что? Я давно называю вещи своими именами.

– И чудесным образом эта ниточка приводит к убийцам… и не просто приводит. Весь город буквально зачищают. А некий друг дядюшки получает в итоге неплохую должность. И спустя пару лет становится главой жандармерии…

Молчание. И печенье. Печенья много… а будет мало – ещё принесут. Может, и мне переселиться? Что я, в конце концов, за этот дом держусь? Как показывает время, в нем никто не был счастлив. То есть, точно я не знаю, но… бабушка, вынужденная принять двух чужих сыновей и едва не лишившаяся собственного. Дед, которому пришлось простить жену,ибо сам виноват. Но простить и принять – не значит забыть… а сдается мне, Фердинанд ему бы пришелся по нраву. Мой отец. И мать. И вот я сейчас. Сижу, ем печенье и думаю не о том, о чем должна бы.

– Ради карьеры приятеля? Сложновато, – Вильгельм ест мед. Из банки.

Пальцем. И не было у него гувернантки, которая бы за подобное линейкой по этим самым пальцам лупила бы. Сразу видно,избаловали…

– Ради карьеры – да, но вот… воспользоваться случаем?

– Счастливым?

Я пожала плечами: понятия о счастье у всех разные.

– У Мортимера степень по философии, – зачем-то сообщил дядюшка. Вот он свой чай ничем не закусывал. И не пил. Сидел, держал на ладони и разглядывал желтоватый фарфор кружки. – Он вовсе не так глуп, каким хочет казаться…

…интересно, а ему хватило бы… устроить, скажем, клуб для избранных… такой, в котором можно чуть больше, чем в публичном доме. И если вспомнить… исчезнувшая сестра и ее отец… то бабулино письмо, о котором я уже и позабыть успела. А что если… он ничего не придумывал, мой дорогой дядя. Он просто взял чужую идею и слегка ее преобразовал. С выгодой для себя. С немалой, полагаю, выгодой… и когда идея из прибыльной превратилась в опасную, отступил в сторонку, предоставив другу… или не другу, но потенциальному приятелю, шанс для карьеры.