– Потому что мой отец, как всегда, излишне самоуверен, и полагает, что четверых… пятерых, включая его самого, магов достаточно, чтобы справиться со мной… и не только со мной.
Маги, стало быть… Я пригляделась. Точно, маги… и такие крепенькие, серьезные… из тех, кому случалось побывать в разных передрягах. Особенно вот тому темненькому досталось. Ишь, оглядывается… чует, что все не так просто, как ему рассказывали. Раз выжил, следовательно,интуиция работает. И сейчас она ему нашептывает, что лучше бы решить дело миром. Я выпустила когти. И зевнула.
– Вильгельм…
– Не спешите, – попросила я, и дом присоединился к моей просьбе. Громко хлопнула входная дверь. Окна затянуло тьмой, а заодно уж появилось острое чувство, что за нами наблюдают. И это постороннее, явно нечеловеческого происхождения, внимание не могло остаться незамеченным. – Присядьте. Поговорим…
Присаживаться господин не собирался. Он окинул меня оценивающим взглядом и сказал:
– Это мой сын…
– Уже нет, – я позволила себе перебить гостя. И уточнила: – Юридически. Видите ли, когда ваш сын явился в храм и обратился с просьбой,и та была услышана, он отказался от рода и всего, что с ним связывает. Таким образом, с юридической точки зрения он стал сиротой. И это положение закреплено в пакте Юстаса Смиренного… после храм, признав его недееспособным…
…в тишине было явственно слышно, как заскрипели зубы Вильгельма.
– …передал его в богадельню, которая формально находится на попечении городских властей…
…а уж с ними договориться было куда как проще.
– И это в свою очередь позволило мне усыновить несчастного сироту…
…выражение лица сиротки стоило многого, а уж зубами заскрипели оба…
– Вы… что сделали? – поинтересовался толстяк, вытирая пот.
– Усыновила. Движимая исключительно чувством милосердия…
…Вильгельм закрыл лицо руками. Плечи его вздрогнули. И снова вздрогнули. И… смеяться он тоже умел, а дом отозвался, и уже его призрачный потусторонний xохот заставил магов отступить к двери. О да, не всем чужакам здесь рады.
– Но… – толстяк сглотнул. – Но… он же вас старше!
– Нигде в законодательстве не указано, что дитя должно быть моложе матери…
Дитя икало. Надеюсь, от смеха.
– Но… но это же… подразумевается.
Я махнула рукой:
– Подразумевать можно многое, но… вы же понимаете, что коронный суд не может опираться на какие-то там… подразумевания.
…подозреваю, что ввиду нового прецедента кое-какие нормы пересмотрят. Но, к нашему счастью, закон обратной силы не имеет.
Толстяк утратил изрядную долю уверенности и тихо спросил:
– Зачем он вам?
Я пожала плечами: честно говоря, понятия не имею. Привыкла я к нему, наверное, а может, не я, но это место. И раз уж я к нему привязана, то… почему бы и нет?
– В таком случае, может быть, мы сумеем договориться?
…увы…
Дом он покинул спустя два часа в крайне раздраженном состоянии. И подозреваю, что от попытки увезти Вильгельма силой, его удержало лишь появление Диттера. Трое магов против пятерых…
– Мне кажется, – сказала я, слизав капельку вина с края бокала, – тебе стоит быть более осторожным…
А Вильгельм пожал плечами и заметил:
– Он не отступится. Не умеет…
– Что ему нужно? – вопрос озвучил Диттер. И вино мое отнял. Нехорошо, однако.
– Подозреваю, наследство прадеда… два миллиона марок… я получал лишь проценты, а основная сумма… там какое-то условие, но я понятия не имею, какое именно. Что? Меня никогда не интересовали деньги и вообще… если бы все было просто, отец бы уже добрался…
Я кивнула. И сделала пометку озадачить Аарона Марковича… два миллиона марок, в конце концов, на дороге не валяются,и вообще мой долг соблюсти интересы дитяти… я переглянулась с Диттером. И он кивнул.
…и да, все оказалось совсем непросто, а я убедилась, что в каждой семье есть собственное кладбище секретов, но… это была совсем другая история.
В этой же мы построили храм.
Обыкновенный.
Простой.
Открытый для людей. И я украсила его белыми лилиями, одела на шею статуи жемчужное ожерелье, пусть без черепов, но тоже красивое, а еще, коснувшись губами холодного металла щеки,тихо сказала:
– Спасибо.
И была услышана.