Мертвее не бывает

Джаред подошел ближе и положил руки мне на плечи. Взгляд его карих глаз был добрым и мягким, как у олененка.

— Все хорошо. Успокойся. Все в порядке.

Внезапно для себя я расплакалась.

Фу.

Раньше бы никогда не позволила себе такого, проживи я хоть миллион лет. Как я могла разрыдаться, словно истеричка, в общественном месте, да еще и у кого-то на глазах? Мне стало казаться, что, потеряв контроль над своими фотографиями, я потеряла контроль над собой.

Джаред прижал меня к себе. Я уткнулась головой ему в плечо, и он провел своими холодными руками по моим волосам.

— Поплачь, если хочется, — сказал он. Все хорошо.

Секунду спустя я сглотнула комок и отстранилась от Джареда.

Но он не убрал руки, и его пальцы остались едва ощутимо лежать на моей спине.

— Ты думала о Лидии?

Он знал, что у меня на глазах погибла Лидия, девочка из моей школы. Еще он знал, что в тот день изменилась вся моя жизнь. Он предполагал — так же, как все вокруг, включая родителей, сестру и школьных психологов, — что причиной всех моих проблем стало потрясение от ее смерти.

И, да, в каком-то смысле они правы. Но все далеко не так просто.

Слышали такую поговорку: кто слишком высоко летает, тот низко падает? Я взлетела очень высоко. Я была… счастлива. Уверена в завтрашнем дне. Спокойна. Довольна своей жизнью. Абсолютно убеждена, что все делаю правильно. Как можно было так ошибаться? И когда осознаешь, какую страшную ошибку совершил, как можно снова почувствовать уверенность в себе?

Я знала ответ: никак. В таких случаях остается только всю жизнь ждать, когда с неба, словно в мультике, упадет еще один рояль и раздавит тебя в лепешку.

— Ты потеряла близкого человека. — В хриплом голосе Джареда звучали тепло и искренность. Он потянулся к моему лицу и откинул прядь волос. — И тебе больно. Очень больно. Но это нормально. У тебя все будет хорошо.

Я всхлипнула и кивнула, потом заглянула в его бездонные глаза. Казалось, в них таились еще десять слоев его личности, помимо того, который он демонстрировал миру. Когда он так смотрел на меня, он как будто бы подпускал меня сквозь несколько верхних слоев — к чему-то потаенному, нежному.

Мне показалось, что Джаред затаил дыхание. Он заправил прядь мне за ухо… а потом провел пальцами по моей щеке, аккуратно приподнимая подбородок.

Внезапно воздух между нами сжался. Наступил тот момент, когда мир теряет очертания, когда тебя словно ведет какая-то сила…

В следующее мгновение мы уже целовались.

Это было не похоже ни на один поцелуй в моей жизни. Когда мы с Картером встречались, я постоянно была счастлива. И поцелуи были продолжением этого счастья, настоящим праздником. Нашей маленькой вечеринкой, благодаря которой радость становилась еще сильнее. Благодаря которой росла наша вера в то, что мир стремится дать нам именно то, чего мы хотим.

С Джаредом во мне росло нечто-то другое. Боль в груди. Мы как будто сражались за выживание — два человека, которым необходимо касаться друг друга, только чтобы не исчезнуть. Мне казалось, что мы делимся какими-то печальными тайнами…

И я совсем не хотела, чтобы это заканчивалось.

Вдруг я поняла, что делаю, и резко отстранилась, подняв руки вверх, словно на меня направили дуло пистолета.

— Господи. — Джаред отпрыгнул назад и в ужасе уставился на меня. — Алексис, прости меня. Я не хотел… В смысле, тебе было грустно, и я… Я не должен был…

Я сделала неуверенный шаг назад, не в состоянии отвести взгляда от его глаз. Сказать ему, чтобы не винил себя? Но как это сделать, чтобы он не подумал, что поцелуй — это хорошо?

Да, это был хороший поцелуй. Но это еще не значило, что происходившее было чем-то хорошим.

— Мне нужно идти, — выговорила я. — Мы уже долго гуляем. Родители станут волноваться.

Он продолжал смотреть на меня, еще не очнувшись от шока. Но через пару секунд все же взял себя в руки.

— Конечно, — сказал он, поправляя куртку, хоть в этом не было никакой необходимости. И все, от особенного момента не осталось и следа.

К моему огромному удивлению, меня охватило сожаление.

Я ведь ответила на его поцелуй.

Серое небо стремительно тонуло в фиолетовых сумерках. Садившееся солнце виднелось сквозь спутанные голые ветки деревьев и казалось ярким белым пятном. Впервые за весь день, глядя на Джареда, можно было сказать, что он замерз. И устал.

И чувствовал себя одиноко.

— Пойдем, — сказала я и, потянувшись к нему, раскрутила запутавшийся ремешок, на котором висел его фотоаппарат. — А то замерзнешь здесь до смерти.

Его губы искривились в полуулыбке. Темно-каштановые волосы — настолько длинные, насколько это позволял дресс-код школы «Сэйкрид Харт», закрывали ему лоб. Скулы Джареда были так четко очерчены, словно его лицо высекли из мрамора. Он выглядел как аристократ. А уголки его губ были от природы немного опущены, поэтому казалось, что каждую его улыбку нужно заслужить.

— Ты права, согласился он. — Уже поздно.

Мы шли в тишине. Наконец впереди показались большие пни, за которыми располагалась парковка. На ней стояли всего три машины: джип Джареда, мамин серый седан (позаимствованный на время) и маленький синий хетчбэк.