Мертвец

— Во-первых, антиквариат, я тебе уже говорил. Во-вторых, это вещь с историей.

— А историю эту тебе тоже Вырвиглаз рассказал? — осведомилась Катька.

— Почему Вырвиглаз, это предание. Оно в моей семье передаётся из поколения в поколение…

Катька осторожно потрогала ошейник мизинцем.

— История, между прочим, про любовь, — сказал я.

— Про любовь? С ошейником?

— Послушай историю, а?

— Ну, давай послушаю.

Катька сняла кокошник, ну или что ещё там, с головы и улыбнулась. Русская красавица, точно.

— Так вот. Раньше, ещё в девятнадцатом веке, в нашем городе жили двое влюблённых…

— Мальчика звали Рома, а девочку — Юля, — перебила Катька.

— Нет, мальчика звали Краснухин, а девочку — Феклиста…

— Как?

— Феклиста. Они любили друг друга, но их семьи были против.

— Ну конечно, — вставила Катька. — Так оно и было…

— У мальчика жила собака, её звали Куку. Сенбернар. И вот этот Куку таскал записки от мальчика к девочке и обратно, они хотели даже вместе сбежать в Канаду и даже деньги уже стали готовить и накопили. И осталось только назначить день, и вот мальчик написал записку, запер её в ошейник и отправил к Феклисте. А брат Феклисты взял и собаку выследил и застрелил её из дробовика. И Феклиста и Краснухин в этот день не встретились и не встретились больше никогда. Через год Краснухин поступил в семинарию, а Феклиста вышла замуж за телеграфиста. Там даже пятна крови остались.

— Где?

— На ошейнике. От убитой собаки.

Я протянул Катьке ошейник. Никаких пятен там, конечно, не пятнилось, но надо же было что-то соврать.

Катька разглядывала ошейник долго, потом сказала:

— Да, пятна есть… Ладно, мы возьмём. Вещь на самом деле интересная. Оформим как дар. Придёшь на следующей неделе, мы тебя запишем в книгу почётных дарителей…

— А может, это… — замялся я. — Ну, что-нибудь такое…

Девицы-красавицы напрягли внимание. Я набрал воздуха и сказал погромче:

— У собаки Секацкого теперь будет настоящий дорогой ошейник!

Вышивальщицы мощно двинули ушками в мою сторону. Через неделю полгорода будет знать, что в краеведческом музее хранится настоящая собака Секацкого с настоящим ошейником. А Сенька уже знает.

— Чего мелешь? — разозлилась Катька.

— Советую сделать билеты платными, — сказал я. — В ближайшее время случится наплыв посетителей. Купишь себе коромысло.

Катька открыла от моей наглости рот, а я с чистым сердцем отправился домой. День явно удался.

Глава 13. Суббота и все остальные

День явно не удался. С субботами такое бывает.

Едва я вышел из музея, как сразу увидел его. Упыря, конечно.

Упырь стоял возле десятого магазина и жевал булку. В этом они с Вырвиглазом похожи, любители пожевать. Я оглядел окрестности. Бежать бесполезно — Упырь меня поджидал, заметил, замахал, сдвинулся. Скорее всего, он даже проследил за мной, сволочь бледнолицая, нет мне покоя. Ну что ему дома не сидится, а? Неужели у него дома ничего интересного нет? Компьютера? Посидел бы, поиграл во что-нибудь, поел бы пиццу, попил бы соку… Нет, он за мной будет болтаться, встречаться как бы случайно на пути, трепаться рядом с магазинами, бродить вдоль по моей улице, возникать в окне моём глазами своими…

Я направился к лошади.

Говорят, что, если лошадь как следует испугать, она начнёт пинаться и кусаться. Лягаться то есть. Вот я сейчас испугаю эту дурацкую кобылу, а она ухнет задней лапой, то есть копытом, и прямо в лоб Упырю.

Нет, я не верил в то, что так может получиться, но всё равно зачем-то стал пугать конягу.

Упырь приближался со счастливой рожей. Я принялся зверски скалиться, клыки показывать, думал, может, дрыгнется всё-таки, но коняшка не дрыгалась, такая была ко всему привычная, видимо.

Тогда я стукнул лошадь кулаком по носу. С таким же успехом я мог стукнуть кулаком по столетнему дубу. Эффект тот же. На секунду конь заинтересованно скосился на нос, затем опять утратил ко мне всякий интерес.

Тогда я его ущипнул. Хорошенько, с вывертом, за щетинистую переносицу.

Эта сволочь в меня чихнула. Не как верблюд, так, по-интеллигентски, по-лошадиному, одни брызги, но всё равно неприятно.

— Здорово! — приветствовал меня Упырь издали. — Ты к Кате ходил, да?

Я вспомнил «Последнюю войну». Главу, где у профессора Блэксворта возникли разногласия с его подопытными орангутанами. Один старый самец решил установить новую иерархию и покатил на Блэксворта бочару, но хитрый и опытный профессор ловко восстановил своё положение в стае. Он набросился на орангутана и сильно укусил того за ухо. Это было так неожиданно и брутально, что все остальные обезьяны признали превосходство Блэксворта, и он быстро упрочил авторитет человечества над приматами.

Я решил последовать примеру Блэксворта и укусил лошадь за мясистые фиолетовые ноздри.

Не скажу, что мне это понравилось.

Упырь приблизился на расстояние удара.

Я кусал.

Но чёртова родионовская лошадь оставалась совершенно невозмутима. И неуязвима. Я грыз её малоаппетитные ноздри, а она ничего не делала. Не лягалась, не брыкалась, стояла сама по себе.

Вру всё это я, не кусал я лошадь. Всё-таки не безумец. Не полный безумец.