Мертвецкая

Руки стенографистки застыли над клавиатурой в ожидании сигнала возобновить работу. Она мельком взглянула на меня и пожала плечами. К сожалению, выполнить мою просьбу было не в ее власти. Главным в зале суда оставался Векстер.

Векстер сдвинул очки на кончик носа, затем указательным пальцем поманил меня и моего соперника:

— Подойдите.

— Нет, благодарю, сэр. Я требую, чтобы все занесли в протокол. Моя свидетельница — инвалид с тяжелыми умственными и физическими недостатками. Но она знает, что с ней произошло, и у нее есть право изложить в суде свою версию.

Честер Рубьера смотрел на происходящее и яростно впивался ногтями в ладонь. Я ждала, что в любой момент пойдет кровь.

— А я вам говорю, что все это пустая трата времени суда.

— Таково ваше с мистером Ширкером определение надлежащей правовой процедуры, Ваша Честь? Хотите, я скажу вам, что говорит по этому поводу закон, или это вас не особенно интересует? — Векстер знал о правилах дачи свидетельских показаний столько же, сколько я — о НАСА.

— Прецеденты были?

Кэтрин отправила документы по этому делу на квартиру Джейка. Она досконально изучила вопрос, и вчера вечером я прочитала заключения. Я кивнула судье и начала цитировать судебные решения:

— Второй департамент, «Дело Лаз Р.». — Я вручила копии решения судебному приставу, а тот передал их судье и адвокату защиты. — И «Народ против Дороти Миллер». — Я привела факты и судебные решения. Стенографистка попросила меня говорить помедленнее.

— Это мне известно, — сказал Векстер и отложил бумаги, даже не прочитав.

— Без помощи доктора Хэррон, согласившейся интерпретировать нам ответы, показания этой свидетельницы, скорее всего, будут просто бессмысленными. Позже адвокат может подвергнуть ее перекрестному допросу и задать любые интересующие его вопросы. Как постановили на предыдущих судебных заседаниях, этот вопрос — чисто прагматический, а не научный и не юридический.

Мы продолжали спорить, обвиняемый занервничал, а моя свидетельница в коридоре, несомненно, забеспокоилась еще сильнее. Наконец судья сдался и разрешил нам продолжать. Доктор Хэррон ввела Тину и села рядом с ней. Как только пациентка увидела Честера, сидевшего на другом конце длинного стола, приятная улыбка исчезла с ее лица. Она вцепилась в руку доктора Хэррон и заерзала.

Почти два часа мы обсуждали встречу Честера и Тины, а доктор Хэррон при необходимости поясняла нам, что хотела сказать потерпевшая. К концу перекрестного допроса пациентка совершенно измучилась: пересказ случившегося потребовал от нее огромного сосредоточения, а столь близкое соседство Честера вызывало у нее страх.

Наконец Векстер постановил, что имеющихся улик достаточно для представления дела на рассмотрение «большому жюри», отпустил Тину и перешел к вопросу о подходящем учреждении для обвиняемого, подальше от больницы Колер.

В четыре пятнадцать я поблагодарила доктора и вернулась в холл больницы, где меня уже ждал Чэпмен.

— Гордишься собой, блондинка? Честер переезжает в местечко получше? Не могу поверить, что для дурного характера есть свое название, расстройство «психо какое-то там».

— Ага. «Эмоциональное неустойчивое расстройство личности» — вспышки гнева, которые человек не может контролировать.

— А лекарство есть?

Я кивнула.

— Раздобудь двойную дозу, и я положу ее в стол на случай, если с тобой случится такое в моем присутствии. Пойдем. Студент, который должен был нас встретить, уехал. Парень из 114-го участка согласился покатать нас по острову минут десять. Подойдет?

Мы вышли на улицу. Небо потемнело, а ветер набрал силу. Перед входом в больницу стояла сине-белая патрульная машина. Похоже, двое полицейских на передних сиденьях были не в восторге от необходимости колесить с нами по крошечному острову.

По пути на юг они показали нам достопримечательности. Мы проехали мимо развалин Октагона, многоквартирных домов, медитативной лестницы, смотрового пирса. Ближе к южной оконечности мы уперлись в массивный металлический забор, сооруженный вокруг руин Оспенной больницы.

— Мы можем попасть внутрь и увидеть ее?

Водитель что-то недовольно буркнул напарнику. Тот ответил вежливее:

— Там не на что смотреть, поверьте. Кроме того, в здание попасть нельзя: стены крошатся, то и дело падают гранитные плиты. Еще там полно битого стекла. И крыс.

Я поняла.

— А можно просто подъехать поближе? Мне очень хочется взглянуть.

Поколебавшись, водитель завел машину, подвез нас к запертым воротам, вылез и вставил в автоматический замок карточку. Когда ворота открылись, он сел за руль и медленно проехал внутрь. Во мгле раннего зимнего вечера я с трудом различала силуэты гигантских валунов на темном фоне окружающего пейзажа.

— Ничего особенного вы не увидите, а разрешить вам побродить здесь я не могу. Последнему парню, которого я брал в здание, пришлось срочно делать прививку от столбняка: он споткнулся и порезался о какую-то старую банку или бутылку.

— Что это за огромные камни?