Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства

– Я хотел бы попросить вас об одолжении. Как вы понимаете, нужно опросить всех, кто так или иначе связан с этим делом. А мой английский, – итальянец застенчиво улыбнулся, – не слишком хорош. Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы взяли на себя опрос английских постояльцев. Разумеется, я буду присутствовать, так же, как, надеюсь, вы будете присутствовать при моих беседах с остальными.

Генри сделался глубоко несчастным.

– Я понимаю, друг мой, – ласково произнес капитан, – вы уже подружились с этими лыжниками…

– И они не знают, кто я и зачем здесь нахожусь, – продолжил за него Генри. – Ну, ладно, полагаю, вызывать неприязнь – часть моей профессии. Хорошо, я это сделаю. А ваш парнишка, случайно, не умеет стенографировать по-английски?

– Боюсь, что нет.

– Тогда, может, вы не станете возражать, если моя жена тоже будет сидеть с нами и делать заметки для меня?

– Я буду в восторге, – галантно ответил капитан, невольно оглядываясь в поисках руки, которую следовало поцеловать.

Таким образом, Эмми и молодой карабинер были приглашены и посажены в противоположных концах комнаты на маленьких жестких стульях. У каждого в руках был блокнот. Капитан вольготно устроился во вращающемся кресле за столом Россати, а Генри присел на подоконник, мечтая оказаться за тысячу миль отсюда.

– С чего начнем? – спросил Тиббет.

– Прежде всего нам нужны факты. – Спецци подтянул поближе бювар со стопкой белоснежной бумаги и написал на первом листе: «Хронология событий». На Генри, склонного вести опросы свидетелей, полагаясь в основном на интуицию, это произвело впечатление.

– Предлагаю начать с синьора Россати, – сказал капитан.

Глава 7

Любого человека, оказавшегося на месте синьора Россати, можно было бы простить за излишнее волнение и недовольство. Смерть постояльца – событие неприятное для владельца отеля в любой ситуации, не говоря уже об убийстве, в связи с которым большая часть гостей становится подозреваемыми; добавьте к этому унижение от того, что вас допрашивают в собственном кабинете, где вы вынуждены сидеть на краешке жесткого стула, между тем как самодовольный полицейский вальяжно развалился за вашим столом, – и почти любая степень беспокойства и раздражения покажется объяснимой и вполне простительной.

Внешне, однако, синьор Россати держал удар очень достойно. Он сидел, сложив вместе толстые красные ладони, и смотрел на капитана с выражением одновременно уважительным и настороженным.

Спецци говорил неторопливо и спокойно:

– Прежде всего мы хотели бы как можно точнее восстановить передвижения каждого из тех, кто находился в отеле, синьор Россати. Начнем с герра Хозера. Когда вы впервые увидели его сегодня?

– Сегодня… это было в девять часов, во всяком случае, близко к этому времени…

– Он уже позавтракал?

– Он как раз завтракал. Сам я обычно ем у себя в комнате и после этого перехожу в рабочий кабинет. Но сегодня Анну, буфетчицу, послали за мной с просьбой, чтобы я спустился в столовую.

– Вы всегда позволяете беспокоить вас в это время?

– Герр Хозер был важным клиентом отеля. Я всегда готов пойти на небольшие уступки.

– И чего он от вас хотел?

– Он попросил подготовить счет, так как собирался уехать из Санта-Кьяры на одиннадцатичасовом поезде, как он сказал, и, скорее всего, до отъезда уже не планировал возвращаться в отель.

– Кто-нибудь это слышал?

– Кто-нибудь? – Россати сделал выразительный жест. – Да все, caro Capitano![23] Там же были все гости – разве не так? – Последний вопрос он адресовал Генри, чье присутствие, кажется, не вызвало у него никаких вопросов. Тиббет коротко кивнул.

– На каком языке он говорил? – вдруг спросил капитан.

– На немецком, конечно.

– Конечно. В деревне мне сказали, что и вы предпочитаете говорить по-немецки, синьор Россати. Это так?

– Я… – Теперь Россати явно был смущен. – Я говорю на обоих языках, как вы знаете, капитан. У меня нет политических взглядов – вообще никаких…

– Тем не менее вы предпочитаете говорить по-немецки?

– Ну я… для нас, жителей этого региона, капитан, эти два языка ра́вно…

– Но вы-то не всю жизнь прожили в этих местах, верно, синьор Россати? – Голос капитана звучал спокойно и непринужденно. – Судя по вашему акценту, я бы предположил, что вы родом из Рима.

Последовала едва заметная пауза.

– Да, я родился в Риме, капитан.

– И у вас не было никаких связей с Австрией или Германией?

– С тех пор как я живу здесь, они неизбежны…

Спецци улыбнулся.

– Вы меня неправильно поняли, синьор. Я не имел в виду, что у вас есть какие-то связи с этими странами. Наоборот, я задался вопросом: почему римлянин, не говоривший по-немецки, в совершенстве овладел языком всего после нескольких лет… кстати, сколько точно времени вы живете здесь?

– В марте будет три года… – Голос Россати упал почти до шепота.

– Всего три года – и такое знание языка, – продолжал Спецци, – что вы предпочитаете общаться по-немецки. Впрочем, вам, вероятно, сейчас не до дискуссий на эту тему. У нас будет для этого еще время. А в данный момент нам нужны факты.