Мертвецы не катаются на лыжах

Спецци открыл книгу регистраций, положил ее на кровать, а опись багажа лицевой стороной вниз выложил рядом с одной из записей в книге. Никаких сомнений не оставалось: ошибиться в том, кому принадлежал этот размашистый почерк с крупными петлями, было невозможно. Надпись на обороте описи багажа Роджера и запись в книге — «Кэролайн Уиттакер, подданная Великобритании, Лондон» — были сделаны одним человеком.

Генри долго молча созерцал запись в книге и замусоленный листок бумаги, потом произнес:

— Боже мой! До каких же пределов может простираться человеческая глупость?

— Но что это значит? — Капитан, углубившись в размышления, мерил шагами комнату. — Какой здесь смысл? — словно бы про себя вопрошал он. — Чтобы мисс Кэролайн состряпала такую фальшивку!.. Это было бы смешно, если бы не было очевидной правдой. А мы все это время воображали, будто она в него влюблена…

— Так. В данный момент мы ничего не можем предпринять, — сказал Тиббет. — Каро катается на лыжах. Я допрошу ее сразу, как только она вернется, и Стейнза тоже. Хотелось бы надеяться, что ей хватит здравого смысла сказать правду, хотя я в этом весьма сомневаюсь. По крайней мере, это объясняет, почему она всю неделю была как кошка на раскаленной крыше. Услышала, что вы отправили опись в Рим, и испугалась: мол, наверняка найдется какой-нибудь умник, который догадается перевернуть листок обратной стороной и увидит написанное там. Есть и еще одна странность.

Он передал Спецци рассказ Герды о визите Роджера в комнату Хозера.

— Этому я бы не придавал большого значения, — сдержанно ответил капитан. — Девушка сама виновата, поэтому, естественно, пытается бросить тень подозрения на других.

— Вы все еще так думаете? — удивился Генри. — Интересно. В любом случае я надеюсь, что вся эта история прояснится окончательно и бесповоротно сегодня вечером.

— Сегодня вечером? Вы хотите сказать, после того как вы допросите мисс Кэролайн?

— Нет, — ответил Тиббет. — После того, как поговорю с Марио: он придет ко мне, когда подъемник закончит работу. Хочет мне что-то сообщить.

— Марио? — изумился Спецци. — Что он может вам сообщить?

— Имя убийцы, — ответил Генри.

Следующие два часа тянулись невыносимо долго.

В пять инспектор услышал голоса в холле и, спустившись, увидел английскую лыжную группу, возвращавшуюся с занятий. Пьетро был с ними. Пока все ходили ставить лыжи в сарай, инструктор направился в кабинет Россати. Он вышел оттуда через минуту, мрачный и сердитый.

— Ох уж эти австрийцы, — сказал он Генри. — Меня от них тошнит.

— Что случилось? — спросил тот.

— Я притащился в отель, чтобы навестить баронессу — мы знакомы с ней несколько лет, когда-то я был ее инструктором. Услышав, что произошел несчастный случай, я хотел повидать ее, принес подарок. — Пьетро извлек из кармана своего анорака маленькую коробочку перуджийского шоколада, обернутую в бело-золотую бумагу. — А Россати сказал, что ее муж уехал и оставил строгий приказ никого к ней не пускать. Она ведь не умирает, правда? Почему ей нельзя видеться с друзьями?

— Баронесса сломала ногу и… еще не отошла от шока, — миролюбиво объяснил инспектор. — Вероятно, она сама пока не хочет никого видеть. Но это очень любезно с вашей стороны. Хотите, я отнесу ей шоколад? Я, видите ли, пользуюсь преимуществом, — поскольку я полицейский, ее муж не может запретить мне посещать баронессу.

Пьетро улыбнулся.

— Спасибо, Энрико. И передайте Марии Пиа самые добрые пожелания… добрые пожелания от всей деревни. Мы понимаем, как ей сейчас грустно.

— Непременно передам, — пообещал Тиббет, убирая коробку в карман как раз в тот момент, когда, оставив лыжи в сарае, в холл вошли Джимми и Каро.

— Уже выразили свои соболезнования пострадавшей, Пьетро? — весело спросил Джимми. — Быстро вы. Привет, Генри, старая калоша. Как идет одинокая охота?

— Мне не позволили повидать баронессу, — не вдаваясь в подробности, ответил Пьетро. — Ее муж запретил.

— Не скажу, что я его осуждаю, — улыбнулся Джимми. — Будь у меня жена, я бы тоже не допускал вас в ее комнату. Слишком рискованно. Пойдемте выпьем чаю или еще чего-нибудь.

Джимми и Пьетро ушли в бар. Каро, не двигаясь с места, смотрела на инспектора.

— Боюсь, я должен поговорить с вами, Каро, — сказал Тиббет.

— Понятно, — ответила она. — Очень хорошо.

Ни тени удивления в ее голосе не было.

— Пойдемте-ка туда.

Генри повел ее в помещение, которое называлось здесь комнатой отдыха, хотя никто никогда там не отдыхал. Это было маленькое помещаение, заставленное большими темными креслами и столами в стиле ар-нуво из светлого блестящего дерева. Инспектор включил свет — сумерки быстро сгущались — и закрыл дверь.

— Сядьте.

— Спасибо, я лучше постою, — тихо ответила Каро.

— Как угодно.

Генри сел в кресло и закурил. Он предложил сигарету и Каро, но та покачала головой.

— Видите ли, — начал он после нескольких секунд раздумья, — мне бы очень хотелось, чтобы вы мне все рассказали. Будет лучше, если вы сами сбросите с плеч этот груз, нежели подвергенесь моим расспросам. Мы ведь все равно узнаем, вы же понимаете.

Каро молчала.