Мертвецы сходят на берег

Откровенно говоря, я и сам был очень разочарован. Чересчур тривиальной и скучной показалась мне версия Танкреда. Вот так всегда: если и выпадает в жизни какое-то необычное переживание, окутанное поэтической дымкой Невероятного, стоит чуть переждать, и непременно обнаружится все тот же плоский и прозаический закон Причины и Следствия. Он шаркнет ножкой и раскланяется — «Это все Я, Я… И опять Я, — прошу любить и жаловать».

И, не в последнюю очередь, меня разочаровал Танкред. Я спросил его чуть позднее, наедине, что означали, в таком случае, две другие телеграммы, которые он мне показывал? Он ответил уклончиво, дескать, по всей вероятности, он сначала пошел по неверному следу. А что означало загадочное «Полтора», он и вовсе отказывался объяснить. И мне стало ясно: его напускная таинственность и разговоры про «невидимого противника» — обыкновенный блеф. Он разбирался в событиях не лучше нашего, но при этом напускал на себя важный вид и изображал дальновидного всезнайку — довольно нелепая поза, на мой взгляд. Нет, если бы я стал писать детективы, я не выбрал бы Танкреда как прототип своего героя. Уж скорее я взял бы Эббу…

Теперь, поскольку все выяснилось, в «пиратском гнезде» воцарилось предотъездное настроение. Хозяин дома решил на следующее утро отправиться в Кристианзанд, где жил архитектор, который работал над планом переоборудования дома, и обсудить все детали; Арне собирался приехать в следующий раз, лишь когда начнется поставка необходимых материалов. Эбба и Танкред сказали, что дело закончено, и завтра они возвращаются домой, в Осло, а Моника заявила, что поедет вместе с ними. Таким образом, я оставался в доме один — в качестве управляющего на службе у Арне Краг-Андерсена.

Было решено устроить вечером маленький прощальный праздник. По этому случаю я отправился на моторке купить раков. Ближе всех жил рыбак по фамилии Тобиасен, тот самый, что не далее как вчера видел в море призрак шхуны «Кребс». Естественно, за раками я отправился именно к нему.

Теннес Тобиасен оказался крепким мужчиной средних лет, худым, но жилистым, с обветренным, строгим лицом. Пока он вылавливал раков из огромной лохани, я стал расспрашивать его, и он описал мне свои впечатления, обильно снабжая их комментариями из «Откровения Иоанна». Тем не менее, рассказ звучал очень и очень достоверно. Тобиасен подробно описывал судно, его паруса и оснастку и свое собственное состояние при встрече со странным кораблем. Не знаю, насколько возможно сохранить самоконтроль при галлюцинациях? И пусть Серенсен оценил этот случай как чистое визионерство и иронически отмахнулся от слов необразованного рыбака, я, откровенно сказать, призадумался.

Но к сожалению, я был предубежден и позволил себе в разговоре какую-то незначительную насмешку. Тобиасен сразу замолчал и насупился. Когда я с шестью раками был уже в лодке, а он с деньгами стоял на берегу, он вдруг поднял руку с зажатыми в ней купюрами — я узнал жест пастора Флателанда — и с пафосом произнес:

— Только грешники и безбожники поклоняются зверю с семью головами и десятью рогами, а на головах его имена богохульные! Но прольются чаши, наполненные гневом Бога, на всех, поклоняющихся зверю! И вы, в «пиратском гнезде», берегитесь! Вас постигнет несчастье. И гораздо скорей, чем вы думаете!

Вот с таким напутствием я и отчалил…

Наша прощальная вечеринка с самого начала не задалась. Арне тут же напился, стал задираться и всячески выказывал свое раздражение в адрес Моники. Он использовал любую возможность ее уколоть. Она отвечала холодными резкими выпадами. Оба, разумеется, избегали прямых намеков, но без сомнения, мы оказались свидетелями давно накопленной и неожиданно прорвавшейся взаимной неприязни. Мы, собственно, говорили про Лиззи, Моника защищала ее от издевательских нападок Арне, и все вылилось в весьма примитивную дискуссию о женском поле как таковом. Арне характеризовал женщину вообще (а в частности, несомненно, и Монику) как ограниченное, поверхностное, ненадежное, скандальное, истерическое, вечно интригующее и чрезмерно чувственное существо, не заслуживающее к себе мало-мальски серьезного отношения. Он закончил свою отповедь утверждением, что единственное, на что может годиться женщина: это пару часов в постели, а в стране с холодным климатом, как Норвегия, это может оказаться даже полезным, особенно если человек живет в доме, где нет центрального отопления. При этих словах. Моника вскочила и с белым от ярости лицом отмаршировала прочь из комнаты.

Какое-то время мы еще посидели, пытаясь поддерживать разговор, но ничего не получалось. Да, это была отнюдь не уютная сентиментальная атмосфера прощания, когда поднимают бокалы и растроганно говорят: «Не поминайте лихом!» Арне продолжал злиться и отпускать едкие циничные замечания. Под предлогом, что всем завтра рано вставать, мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.