Мертвецы живут в раю

Мы шли позади шагах в десяти, достаточно громко отпуская на их счет замечания, чтобы нас услышали. Через какое-то время одна из них оборачивалась и выдавала: «Нет, ты только посмотри на этого! За кого он себя держит, красавчик? За Рафа Валлоне!». Они взрывались смехом. Оборачивались. Смеялись еще сильнее. Это была первая победа. Когда мы выходили на Биржевую площадь, завязывался разговор. На набережной Бельгийцев нам не оставалось ничего другого, как лезть в карманы и платить за мороженое. Каждый покупал мороженое своей девушке. Так было принято. Со взглядом и с улыбкой. История эта заканчивалась вечером в воскресенье, после бесконечных медленных фокстротов в полумраке «Танцзалов Мишеля» на улице Монгран.

В то время в Марселе уже было немало арабов. И черных. И вьетнамцев. И армян, греков, португальцев. Но это не создавало проблемы. Проблема возникла вместе с экономическим кризисом. С безработицей. Чем больше росла безработица, тем чаще обращали внимание на иммигрантов. И, казалось, количество арабов возрастает вместе с ползущей вверх кривой безработицы! Французы сожрали весь свой белый хлеб в семидесятые годы. Но свой черный хлеб они хотели есть без чужаков. И речи не могло быть, чтобы посторонние отняли у них хоть крошку. Но арабы именно это и делали, они крали крохи с наших тарелок!

Марсельцы в действительности так не думали, но ими правил страх. Страх древний как история города, но на этот раз марсельцам было безумно трудно его преодолеть. Страх мешал им думать. Заново продумать свою жизнь, еще раз.

Санчес все не появлялся. 7 часов 10 минут. Что он задумал, этот кретин? Мне было нескучно ждать, сидя здесь, ничего не делая. Это снимало напряжение. Меня только огорчало, что женщины очень спешат по домам. Неудачное время, чтобы наблюдать, как они проходят мимо.

Они шли торопливым шагом. Прижимая к животу свои сумочки. Опуская глаза. Небезопасность лишала их всякой чувственности. Они вновь обретут ее завтра утром, едва сев в автобус. Вместе с откровенными взглядами, которые мне так у них нравились. В Марселе девушка, если она тебе нравится и если ты в упор на нее смотришь, глаз не опускает. Даже если ты ее не «кадришь», тебе же лучше пользоваться тем, что она, не отводя глаз, позволяет тебе увидеть. Иначе она закатит тебе скандал, особенно если вокруг люди.

Бело-зеленый «гольф GTI» с открытым верхом замедлил ход, въехал на тротуар между двумя платанами и остановился. В машине звучала музыка. Нечто невразумительное, вроде Уитни Хьюстон. Водитель пошел прямо ко мне. Лет двадцать пять. Красивая рожа. Белые полотняные брюки, легкая куртка в мелкую сине-белую полоску, темно-синяя рубашка. Средней длины волосы, но аккуратно подстриженные.

Он сел, глядя мне прямо в глаза. Положил ногу на ногу, слегка задрав брючину, чтобы не помять складку. Я обратил внимание на его перстень с печаткой и золотой браслет. «Модная картинка», — сказала бы моя мать. По-моему, настоящий сутенер.

— Франсис! «Мореск», — крикнул он.

И закурил. Я тоже. Я ждал, когда он заговорит, но он не скажет ни слова, пока не выпьет. Ведет себя как истинный пижон. Я знал, кто это. Тони. Третий. Один из тех типов, которые, наверное, убили Лейлу. И изнасиловали ее. Однако он не знал, что я думаю об этом. Он считал, что для меня он лишь водитель такси с площади Оперы. Он обладал уверенностью человека, который ни чем не рискует. У которого есть покровители. Он сделал глоток своего «мореск», потом улыбнулся мне во весь рот. Улыбкой хищника.

— Мне сказали, ты хотел со мной встретиться.

— Я надеялся, что мы познакомимся.

— Не темни. Я Тони. Санчес слишком много болтает. И мочится в штаны, как увидит любого легавого. Его расколоть легко.

— Ну а у тебя яйца покрепче?

— В гробу я тебя видел! Все ты знаешь про меня или ничего, мне без разницы. Ты полное ничтожество. Тебе только говно у арабов вычищать. К тому же, похоже, тебе кое-что за это платят. Туда, куда ты лезешь, тебе соваться не положено. У меня есть дружки в твоей конторе. Они считают, что если ты не будешь заниматься своим делом, придется тебя убрать. Это они тебе советуют. И я с ними полностью согласен. Понял?

— Ты меня пугаешь.

— Смейся, мудак! Я смогу тебя прикончить, и все будет по-тихому.

— Если мудак позволяет себя убрать, это всегда не вызывает шума. Меня это устраивает. И тебя тоже. Если я тебя пристрелю, твои дружки найдут тебе замену.

— Этому не бывать.

— Почему же? Ты что, выстрелишь мне в спину раньше?

Его глаза слегка потускнели. Я сморозил глупость. Мне не терпелось выдать ему, что мне известно больше, чем он думает. Но я об этом не жалел. Я попал в точку. Чтобы исправить оплошность, я прибавил:

— Ты на такого похож, Тони.

— Все, что ты думаешь, я себе в жопу запихиваю! Помни! Совет дается только один раз, но не два. И забудь о Санчесе.