— Разобрались-таки по совести, — удовлетворенно кивнул Мертвяк.
— По совести? — вздохнул помощник прокурора. — Если по совести, так тебя в кипящем масле варить надо.
— Да? — Мертвяк выступил из тени, и лучи слабой лампы очертили зловещее выражение на его лице. — Попробуй, прокурор… Впрочем, мы еще обсудим этот вопрос. Когда выйду.
Помощник прокурора сглотнул комок в горле и быстро покинул камеру…
Через день новый прапорщик передал Мертвяку крохотную записку, которую тот сумел прочесть, заслонив от ока телекамеры.
«Ч.»? Кто такой? Ясное дело — Чумной. Старый авторитет слов на ветер не бросал никогда. «Начало положено». Значит, вот кого надо благодарить за спасение. Круто взлетел Чумной, если такие вещи может делать. Уж его-то меньше всего можно заподозрить в благотворительности. Значит, чего-то надо. Чего?..
— На выход, — сообщили двое вертухаев через два дня.
— На «остров»? — спросил Мертвяк.
— Последний твой прикол, — произнес старший сержант.
— Все в руках Господа…
Опять кандалы. Автозак. Мертвяк удостоился отдельной машины. Один из сопровождающих был тем самым прапорщиком, который передал записку от Чумного.
Если будут отбивать — прикинул Мертвяк — так до посадки на спецэшелон. Со спецэшелона не сорваться. Там солдаты с автоматами и с собаками. А уж его-то будут пасти круглосуточно. Скоро что-то произойдет. Он расслабился, внутренне готовясь к скорому развитию событий…
Автозак затормозил. Послышались, глухие хлопки. Дверь отъехала в сторону, и Мертвяк прищурил глаза от яркого света.
Прапорщик запрыгнул в фургон, расстегнул замок цепи, которой Мертвяк был прикован к полу. Затем расстегнул наручники.
— Быстрее, — прикрикнул.
Закуток для конвоя внутри автозака преграждал труп старшего сержанта. На асфальте в расплывающейся луже крови лежал труп еще одного конвойного.
— Сюда.
Мертвяк вскочил в «Волгу», преградившую путь автозаку. За рулем сидел крепко сколоченный парень с мясистым бритым затылком. Рядом на мосту прогрохотала электричка. Место было безлюдное — заводской район.
«Волга» рванула, как конь от удара хлыстом. Через несколько минут все трое пересели в «рафик». Прапорщик содрал с себя форму и переоделся в спортивный костюм. Еще через полчаса «рафик» остановился.
— Уф, вырвались, — с облегчением вздохнул прапорщик, выходя из машины и поводя плечами.
— И что дальше? — спросил Мертвяк.
— Дальше? Посидишь в убежище. Люди с тобой встретиться хотят.
Водитель тоже вышел и оглянулся на широкие просторы и на лесной массив.
— Люди? — хмыкнул Мертвяк. — А если я не хочу говорить с людьми?
— А кого это интересует? — пожал плечами прапорщик.
— Верно. Раб — это говорящее орудие.
— Вот именно.
Мертвяк грустно вздохнул и тут же молнией рванулся вперед. Рубящий удар по шее смел шофера. Второй удар — контрольный, чтобы не было сомнений, что человек этот умрет, — всем весом, коленом под сердце. Испытано на практике не раз. Безупречный прием.
— Ах ты…. — Рука прапорщика ловко метнулась к поясу, где торчала рукоятка пистолета.
— Не балуй — Мертвяк рванул прапорщика за руку, и пистолет отлетел в сторону.
— Что ж ты, как падла… — с какой-то детской обидой произнес прапорщик.
— А ты не как падла — своих товарищей расстреливал?
— Мы же тебя выручили.
— Вот тут вы и ошиблись…
Четко, как в спортзале, Мертвяк подпрыгнул, и ребро его подошвы перебило прапорщику горло.
— Спасители, — прошипел Мертвяк, оглядывая два трупа.
Ноздри его жадно раздувались. Он, прикрыв глаза, впитывал запах истекающей жизни…
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀⠀ *⠀⠀ *
Настя подставляла лицо ласковому весеннему солнцу. Ее каблучки звонко щелкали по тротуару. На устах играла блаженная улыбка. У Насти выдался хороший день. И было хорошее настроение. Она знала, как и для чего жить.
Она легко летела, как белоснежная роскошная прогулочная яхта, сквозь темный океан столичной жизни. Никакие волны и водовороты не могли поколебать ее, заставить свернуть с прямого курса. Облезлые, с рваными парусами, а то и вообще без руля и ветрил шхуны не касались ее. Ни одна даже не попыталась взять ее на абордаж. Хороша, но не про них — это понимали все.
— Э, девушка, — пробормотал сын гор, распахивая дверцу «Мерседеса», но, присмотревшись к Насте, пожал плечами и отправился искать другую добычу.
— А не позолотишь ручку? Кто цыганке откажет — на ровном месте споткнется, — заголосила цыганка, но, наткнувшись на взор глубоких, как горные озера, синих глаз Насти, только прошептала: — Храни тебя Господь, ясноглазая, — и отвела руку с протянутой ей пятисотрублевкой…
У просящей милостыню старушки Настя задержалась и попыталась дать ей денег.
— Ах, дочка, тебе самой нужнее, вздохнула старушка, глядя натоптанные туфельки и старенькое платье девушки.