Мертвяк

Настя не отличалась броской внешностью, она была по-русски, как-то незаметно красива. Панельные проститутки с завистью оглядывали ее прекрасную фигуру, но тут же отводили глаза. К этой девушке не прилипала привычная московская грязь. Даже уличные «крысята», тротуарная шпана, провожали ее тоскующими взорами, воздерживаясь от привычных похабных комментариев. Только парочка подвальных шестнадцатилетних дегенератов на лавочке у подъезда, жадно поедая ее глазами, перекинулась скабрезным словечком:

— Ох, затащить бы герлу в уголок.

— Так за чем же дело стало?

— Не, лучше Натаху трахнем.

Даже в их неразвитых, затуманенных дихлофосом и таблетками мозгах прозвучало: не про вас, нельзя.

День у Насти выдался суетный. Профессор Верещагин пообещал позаботиться о том, чтобы дипломную работу ей засчитали за кандидатскую диссертацию. При этом старый ученый даже прослезился и сказал, что таких талантливых учеников у него не было после Ричарда Маратова, ныне академика, директора Института системного анализа. Потом появился улыбающийся, как деревенский дурачок, представитель американского фонда по поддержке талантов. Он долго уговаривал Настю ехать на стажировку в Штаты. Обещал блистательные перспективы, говоря по-английски на кошмарном сленге, который и является, собственно, американским языком.

— России не нужны таланты, Анастасия. Россия не заботится о талантах. Она заботится о том, как лучше спекулировать американскими и японскими товарами. Но миру таланты нужны. Очень нужны. Больше, чем заводы и полезные ископаемые.

Под миром он подразумевал США. Он держался снисходительно, уверенный в своем успехе, и был страшно раздосадован и удивлен, когда ничего не добился. Профессор же Верещагин несказанно обрадовался.

— Уважаемая и дорогая Настя. Я специально не разговаривал с вами на эту тему. Такие вопросы каждый для себя должен решать сам. Я рад, что и здесь не разочаровался в вас.

— Иначе и быть не могло.

— Все знают, что американская система образования — это конвейер для производства потребителей кока-колы и наркотиков, а также биороботов для фирм и предприятий. Вот они и рыщут по всему миру за тем, что им не принадлежит. России еще понадобятся таланты.

Он поцеловал, расчувствовавшись, Насте руку в самых лучших традициях прошлого века.

Настя тоже думала, что она и такие, как она, еще пригодятся своей стране. Сколько времени проведено ею в молитвах, чтобы отвел Господь беду от Родины! Уехать в Америку? Оставить землю предков? Оставить любовь?

— Любовь, — тихо произнесла она вслух.

Еще недавно она не могла произнести это слово. Считала его каким-то инородным. Но сейчас оно наполнилось для нее сладким смыслом…

— Вам помочь? — бросилась она к мужчине лет пятидесяти на вид, скорчившемуся на скамейке в скверике и державшемуся за сердце.

— Прихватило, проклятое, — прошептал он, массируя грудь. — Вот, приехали…

К тротуару прижалась «скорая», из нее выскочила женщина-врач и склонилась над мужчиной.

— Девушка, — повернулась она к Насте. — Не поможете ли усадить его в машину.

— Конечно.

Зачем спрашивать? Можно ли отказать в помощи больному?

Поддерживая мужчину за локоть, она повела его к фургону «скорой».

— Так, заводиле сюда, — велела врач.

Больной» двигался еле-еле, шаркая ботинками об асфальт. Настя влезла в машину первая.

— Осторожнее. — Она помогла больному усесться на жесткое сиденье. В салон согнувшись пролезла врач.

— Все? — спросила Настя, пробираясь к выходу.

— Все, — кивнул больной, и его пальцы мертвой хваткой сжали руку Насти.

— Чтр такое? — непонимающе выдавила она.

— Тихо!

К ее лицу прижали пахнущую химией тряпку. Потом мир сдвинулся и начал уплывать куда-то в сторону. В черноту…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

База-три — загородная двухэтажная вилла с колоннами и балкончиками — стиль «а-ля новый рус» — имела обширные, в лучших традициях КГБ, подвалы. Официально строение и участок в пару гектаров числились за благотворительным фондом «Ветеран». А неофициально — за «Малой конторой», как называли организацию ее члены, в прошлом преимущественно сотрудники «Большой конторы». Имелось еще одно название — «Белый легион».

Просторное помещение было заполнено аппаратурой — компьютерами, приборами малопонятного назначения. За одним из компьютеров сидел худощавый неопределенного возраста блондин в очках, носивший прозвище Математик. В кресле перед стеклянной стеной расположился грузный мужчина лет пятидесяти на вид — он посасывал мундштук, как человек, недавно бросивший курить и не находящий себе места из-за острого желания накачаться никотином. Здесь его называли Зевсом.

Стеклянная стена была с секретом — она позволяла наблюдателю видеть то, что происходит в соседнем помещении. С той же стороны было видно лишь большое зеркало. Трюк старый, применявшийся еще спецслужбами фашистской Германии, потом облюбованный американцами и с трудом прижившийся в России.