Мертвяк

— Тоже кличка. Был какой-то такой фашистский доктор, экспериментировавший над живыми людьми.

— А Кувалда кто?

— Это тот второй, который пялился на тебя. Тоже псих. Он тут убирает все дважды в день. Приносит еду.

— Что от нас хотят?

— Не знаю. Кормят, лечат, иногда исследуют на медицинском оборудовании.

— Ты тут так и сидишь одна?

— Да нет, раньше все камеры были заняты. Только женщины. Для мужиков свой сектор. Ящер приверженец старомодных правил — девочки отдельно, мальчики отдельно.

— А куда же люди делись?

— Увели. На их место приводили других.

— А ты?

— А я жду. В отличие от тебя я вовсе не прекрасный экземпляр. Дурь покуривала. Кокаинчиком баловалась. Здоровье уже не то. А им больше здоровые нужны.

— Зачем нужны?

— А кто их знает. Нужны. И я нужна. Иначе бы не держали.

— А ты здесь давно?

— Не считала.

— Ты так спокойна.

— А чего? Давно уже отволновалась. Я же сказала — это трупохранилище. Мы трупы, новенькая.

— Меня Настя зовут.

— А мое имя тебе нужно?.. Ну ладно, Инта.

— Почему Кувалда обещал ко мне вернуться?

— Узнаешь.

— Но…

— Не надоело языком молоть? Помолчи.

Кувалда пришел, как и обещал. Глаза его горели, словно у оборотня, руки жадно тряслись. Он пожирал Настю глазами.

— Hy, красавица, готова?

— К чему? — прошептала она, чувствуя, как внутри у нее все обрывается.'

Кувалда отпер клетку и шагнул к Насте.

— Не обижу, красавица…

Он сжал ее в мощных руках, твердых, как прутья металлической арматуры.

— А-а! — закричала Настя.

— Кричи, милая. Кричи, красавица… Оно мне больше нравится.

Он засопел. По его подбородку текли слюни, он шмыгал носом.

Настя сделала невозможное — она сумела немножко ослабить хватку Кувалды. Потом еще более отчаянным усилием вырвалась, прижалась к стене и с размаху ударила по слюнявому квадратному лицу.

— Гы, — удовлетворенно хмыкнул он, встряхивая головой и слизывая выступившую в углу рта кровь… — Мне такие больше любы.

Он прижал ее к стене. Теперь она не могла пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Настя поняла, что не сможет выдержать такого. Она умрет — и это станет для нее лучшим выходом.

— Ох, хороша, — проворковал Кувалда, притираясь к девушке каменным телом…

⠀⠀ ⠀⠀ *⠀⠀ *⠀⠀ *

Иосифа Немцовича, директора общества с ограниченной ответственностью «Гейша», наконец перевели из двадцатой камеры бутырского изолятора предварительного заключения в новую камеру. Старая огромная камера была переполнена выше нормы раза в три. Приходилось спать в две смены и делить одну и ту же койку.

В камере прописалась злобная шантрапа, воришки, уличный грабитель, три схваченных за руку кавказских абрека и пара директоров фиктивных фирм, получавших на фабриках товар и забывавших за него расплачиваться. Серьезные преступники по заведенному обычаю содержались в гораздо более приличных условиях и надеялись выйти гораздо быстрее. А совсем крутым ворам в изоляторе жилось довольно уютно. Года два назад они даже назначили здесь воровскую сходку, на которую прибыли и несколько авторитетов с воли. Вот только обсудить все вопросы повестки дня помешало Управление по борьбе с бандитизмом ГУВД Москвы — не бывает, чтобы все в жизни выходило по-задуманному.

Нравы в тюрьме царили странные. Охрана в камеры, в одиночку заходить боялась. Былого страха, присущего зекам и предварительно арестованным, не осталось совсем. «Вертухай», «козел» и «ментовская рожа» — самые ласковые слова, которые мог бы услышать человек в зеленой форме, сунувший нос в камеру в неудачное время. Иногда персонал обижался, и тогда гуляли по бокам правых и виноватых резиновые дубинки и цвели пышным цветом облака «черемухи» и «жасмина», оказывавших в закрытых душных помещениях воистину волшебное действие — и без того еле дышащие спертым воздухом обитатели превращались в истекающих соплями, кашляющих, просящих о пощаде существ, многие теряли сознание. Впрочем, до крайностей доходило редко. ПА (предварительно арестованные) жили как хотели, по своим беспредельным законам. Предварительные изоляторы, как правило, края беспредела, воровской же закон процветает в колониях. В изоляторе любой баран, накачавший мышцы, чтит себя пупом земли. В этом Немцовичу пришлось убедиться и поработать несколько раз кулаками (благо они у него были большие и крепкие), когда такие «короли помоек» пытались продемонстрировать на нем свой крутой характер. После того как одного из них увезли в лазарет с двумя сломанными ребрами, к «половому рэкетиру» — так прозвали Немцовича сокамерники — приставать перестали.

Проводя день за днем в переполненной камере, под аккомпанемент ожесточенного бронхитного кашля старого вора-бродяги, под отборную феню двух карманников, под эротические историй мошенника — директора липовой компании, Немцович вспоминал последние события и думал, как же он, всегда такой осторожный, себе на уме человек, сумел ввязаться в столь темную историю.