Мертвяк

Андрей Васильевич Хрунов, прокурор одного из районов города Москвы, и представить себе не мог, что уже несколько дней используется в качестве наживки. Изменил меру пресечения рецидивисту Слону он по просьбе оперативника из областного управления ФАГБ. Ничего особенного в этом не было. С подобными просьбами к нему порой обращались, когда для оперативных комбинаций необходимо было присутствие какого-то объекта на свободе, Хрунов обычно старался в подобных вопросах идти навстречу, тем более представителям госбезопасности. Смысла ссориться с этим сильно увядшим, но до сих пор еще способным на многое ведомством не было никакого. У прокурорских работников еще свежа была в памяти недавняя история с Генеральным прокурором, который из каких-то своих шкурных соображений сцепился с госбезопасностью и теперь пишет мемуары в предварительном изоляторе, принадлежащем все тому же ФАГБ. Такие времена — чистых людей нет, при желании компрматериалы можно без труда накопать на любого. Поэтому прокурор Хрунов с госбезопасностью дружил.

— Не задерживайся, у нас сегодня в гостях Самойловы, — сказала жена, поправляя Хрунову галстук.

— Я помню. Приду пораньше.

Он поцеловал жену в щеку, взял портфель и вышел из квартиры.

Он ждал лифта, даже и не подозревая, что в подъезде установлены передающие устройства стоимостью примерно в зарплату прокурора за тридцать лет безупречной службы. Не подозревал он и о том, что поблизости находится вооруженная до зубов группа сопровождения. И уж, конечно, совсем не могло уложиться в его голове, в центре каких игр он оказался.

Черная прокурорская «Волга» привычно ждала у подъезда.

— А где Слава? — спросил прокурор, распахивая дверцу.

— Заболел. Сердце прихватило, — сказал незнакомый, средних лет шофер.

— Да? — с сомнением произнес прокурор.

Он и не, подозревал, что двадцатичетырехлетний шофер третьей автобазы Вячеслав Голубев лежит в багажнике «БМВ», а его повезут за Кольцевую дорогу, где ему суждено упокоиться на веки вечные в сосновом лесу.

— Я обычно на разъездной машине. Утром прихожу на базу, а мне — меняй Славку, — начал болтать водитель, трогая «Волгу» с места. — У него, мол, приступ. Такой бугай — и сердце.

— Бывает, — кивнул прокурор.

— На неделю на больничный засел. Наверное, я вас возить буду. Меня должны были на машину Николаева, сажать.

— Краснопресненского прокурора?

— Ага. А вот теперь — вас буду возить.

Шофер, похоже, любил молоть языком. Андрей Васильевич его не слушал. Но эта беззаботная болтовня притупляла чувство тревоги, охватившее Хрунова, увидевшего незнакомого водителя за рулем своей персональной машины Прокурор развернул главную сплетницу столицы — газету «Комсомол Москвы» и углубился в ее изучение. Врала газета безбожно, нагло, но зато забавно…

— Чужой водитель в машине, — прошептал работяга в телогрейке, греющийся на солнышке около магазина.

— Понял, — зашуршал в рации голос Атамана. — Оповещение и готовность — единица.

Сам Атаман, сидевший в джипе «Чероки», положил микрофон рации и кивнул:

— Кажется, начинается:

— Все-таки клюнули, — произнес сидящий за рулем напарник. — Водителя по дороге выкинули?

— Неизвестно. Может, на автобазе сменили.

— Надо было бы машину от гаража контролировать.

— Умный ты. Людей мало… Вперед…

Прокурор оторвался от газеты и спросил:

— Куда мы?

— Парковая перекрыта. Теплоцентраль лопнула. А на Севастопольском пробки. Обогнем… Я город знаю. Десять лет таксистом.

— А, — прокурор вновь погрузился в полосную статью о сексуальной жизни южноамериканских индейцев с обезьянами, иллюстрированную весьма откровенными фотографиями…

— Машина свернула с Севастопольского, — послышалось из рации.

— Они, — воскликнул Атаман. — Восьмой — забираешь вправо.

Перед ним лежал планшет с подробнейшей электронной картой. Атаман распределил экипажи. Он ощущал подъем — как всегда перед боем. Ну, спаси теперь Господь…

— Вот чертова железяка! — воскликнул водитель, прижимая «Волгу» к обочине.

— Что? — Хрунов отложил газету и обеспокоенно заерзал на месте.

— Да что-то с двигателем. Мелочь — починим.

Прокурор затравленно огляделся. Глухой переулок, нежилые — на выселение — дома. Ни одной живой души. По спине прокурора добежали мурашки. Андрей Васильевич понял, что ощущение грядущих неприятностей, овладевшее им утром, не подвело.

— Что происходит?! — воскликнул Хрунов.

Послышался рев моторов. Перед капотом «Волги» тормознули зеленые «Жигули». В зеркало заднего вида Хрунов увидел, как сзади выехала и остановилась — бампер к бамперу — синяя «Тоёта». За ней возник инкассаторский фургон.

— Сиди спокойно, — повернулся к прокурору водитель.

Дверцы прокурорской «Волги» уже распахивали дюжие молодцы. Действовали они четко и неторопливо, уверенные, что не встретят сопротивления.

— А… — только и смог вымолвить потерявший дар речи Хрунов.

Его грубо вытащили из машины, болезненно ткнули в спину чем-то твердым — кажется, стволом компактного пистолета-пулемета.

— Прокурор, — скривившись, презрительно процедил один из молодцов. Он хотел что-то добавить, но не успел.