Читаем Мертвое «да» полностью

Мертвое «да»

Не откроют на окнах ставней,Печи жарко не будут топиться.И мечте нашей, очень давней,Не судьба уж теперь воплотиться.Первый раз Рождество в усадьбе.Пантелей, наряжённый медведем.И гаданья (о нашей свадьбе?),На которую мы, вот, не едем…И трещали б морозы грозно,И метель завывала бы жутко…Я об этом мечтал серьёзно…Жизнь решила — нелепая шутка.

Непоротово, август 1939

«За 30 лет, прожитых в этом мире…»

За 30 лет, прожитых в этом мире,Ты мог понять (и примириться мог),Что счастья нет, что 2х2=4,А остальное — трусость и подлог…За ложь, что нам рассказывала нянька,Не раз, не два мы разбивали лоб.Но зашатавшись с горя, ванька-встанькаОпять встает, — и так по самый гроб.Душа давным-давно окаменела,Но ведь живут годами без души,Пока еще не износилось телоИ легкие и сердце хороши.

«Слезы… Но едкие взрослые слезы…»

Слезы… Но едкие взрослые слезы.Розы… Но в общем бывают ведь розы —В Ницце и всюду есть множество роз.Слезы и розы… Но только без позы,Трезво, бесцельно и очень всерьез.

«Не до стихов… Здесь слишком много слез…»

Не до стихов… Здесь слишком много слез,В безумном и несчастном мире этом.Здесь круглый год стоградусный мороз:Зимою, осенью, весною, летом.Здесь должен прозой говорить всерьезТот, кто дерзнул назвать себя поэтом.

Синяя рубашка[3]

1. «Вряд ли это лишь воображенье…»

Вряд ли это лишь воображенье:Сквозь бессонницу и темнотуВспоминаю каждое движенье,Каждый жест и каждую черту…Папиросу вечную во рту…

2. «Глупо, смешно и тяжко…»

Глупо, смешно и тяжкоПомнить годами вздор:Синюю эту рубашку,Синий ее узор.Ворот ее нараспашку.Пояс. На поясе пряжку.

3. «Пусть теперь больничная постель…»

Пусть теперь больничная постельПриковала скоро год на месте,Пусть давно за тридевять земельТы теперь… И вот не шлешь известий…В прошлом были эти шесть недель,Что мы в Ницце проводили вместе.

«Здесь главное конечно не постель…»

Переживи, переживи

Тютчев

Здесь главное, конечно, не постель…Порука: никогда не снится твое тело.И, значит, не оно единственная цель…Об этом говорить нельзя, но наболело.Я бы не брал теперь твоей руки…Упорно не искал твоих прикосновений.Как будто невзначай — волос, плеча, щеки…Не это для меня теперь всего бесценней.Я стал давно грустнее и скромней.С меня довольно знать, что ты живешь на свете.А нежность и всё то, что в ней и что над нейПривыкли ничего ждать за годы эти.Так мало надо, в общем, для любви…Чем больше отдает — тем глубже и сильнее.Лишь об одном молюсь и день, и ночь: живи,А где и для кого — тебе уже виднее…