Мертвое Царство

Я погладил огромную голову пса, лежащую у меня на коленях, и устало кивнул, веля мальчишке начинать разговор. Виски стягивало и сжимало, где-то в затылке гремели перезвонцы: в последнее время меня часто стали терзать головные боли, и не выпивка была тому виной.

– Моё имя – Изгень Ганеальн, я незаконнорождённый, но родной сын почившего князя Страстогора.

«Изгень Ганеальн». Я даже мысленно не мог повторить это имя, не запнувшись, а вслух и вовсе не отважился бы. По бокам от мальчишки стояли стрельцы, но не клали руки на оружие, выказывая уважение и к месту, и ко мне лично. Я это оценил, но не стал внимательнее приглядываться к лицу Изгеня, пытаясь выцепить в нём хоть какие-то черты Страстогора. Приди он в числе первых таких же самозванцев, я бы призадумался, долго всматривался, а потом ещё мучился бы бессонными ночами, но теперь, когда со смерти истинного князя минуло пять зим, я понял: если Страстогор и оставил незаконных сыновей, мне ни за что самому не понять, кто говорит правду, а кто лжёт в попытке завладеть княжьим теремом.

– Чем подтвердишь свои слова, Изгень?

От звуков моего голоса Рудо, мой пёс, поднял голову, сонно взглянул на меня и опустил снова, убедившись, что никакая опасность нам не грозит.

– Взгляни на это, Лерис Гарх.

Мальчишка шагнул ближе. Дружинники, стоявшие по бокам от кресла, насторожились и схватились за палаши. Я не препятствовал им, пускай всем показывают, что я не дамся просто, как не давался все пять зим. Пускай полнятся слухи о моих зверствах и ярости, пускай остаётся Холмолесское желанным, но неприступным, как прекрасная вдовствующая княгиня.

Мальчишка замер, остановленный палашами, и протянул что-то на вытянутой руке. Я подался вперёд и увидел, что Изгень показывает подвеску с филином.

– Что с того?

– Это ведь филин. А филин…

– Знак Страстогора, знаю. И что, я тоже стану его сыном, если намалюю филина у себя на лбу?

Изгень стушевался, его стрельцы занервничали. Трудно предугадать, чего они ожидали, когда просили приёма. Что я вскочу с кресла и уступлю терем мальчишке? Сколько таких наглецов было за пять зим, я и считать перестал.

– Отец подарил эту подвеску моей матери, чтобы мы с ней ни в чём не нуждались, – упорствовал Изгень, взяв себя в руки и согнав краску с пухлых щёк.

– И так не нуждались, раз подвеска сохранилась до этих пор. Давай по-честному. Кто прислал тебя? Пеплица? Мохот? Передай им, что ни с десятым, ни с сотым «сыном» Страстогора я не отдам им Горвень. Не стоит тратить моё время и испытывать терпение. Я принимаю таких, как ты, только потому, что верю в душе, что Страстогор и впрямь мог наплодить наследников – истинных, тех, кому и терем отдать не жалко.

– Ты противишься любым доказательствам. Твоё сердце чёрство, так говорят. Ты не желаешь видеть в тереме законного наследника, потому что сам давно решил, что состаришься и умрёшь самонаречённым князем!

Я лениво взмахнул рукой, приказывая дружинникам увести мальца и его стрельцов. Я всё для себя понял и не собирался больше с ним говорить, но и вредить ему не хотелось, пусть ступает с миром.

Изгень хотел уколоть меня, укорить и застыдить, но ни ему, ни кому-то другому никак не удавалось понять: единственное, чего я всегда желал, – это процветание моего княжества.

На гульбище свистел ветер, а внизу княжий двор роился мирно и деловито, как улей. Мне всегда делалось светлее на душе, стоило посмотреть на течение жизни вот так, сверху, или выйдя в город.

По первости, едва заняв опустевший терем после смерти старого князя, я часто спрашивал себя: правильно ли я поступаю? Не беру ли на себя больше, чем мне положено? Не лучше ли уступить стольный град кому-то другому? Кто я такой, чтобы быть тут? Всего-то безродный гонец-сокол. Но шло время, и понимал: некому уступать, да и незачем.

Поначалу каждый день кто-то да пытался куснуть побольнее Холмолесское княжество – всё начали соседние князья и княгиня, ощерились, заслали гонцов и грозили войсками. Но я оставался непоколебим, чем злил всех ещё больше. Наверное, будь я один, и не занял бы терем никогда, но за мной стояли городские воеводы и, к моему удивлению, народ. Само того не ожидая, Холмолесское получило трёх князей разом: меня, самонаречённого; вольного шутовского, который собрал своё княжество внутри существующего, да князя лесного, что и без того правил лесами, но при мне расширил свои угодья и свою власть. Другие князья нам троим были ни к чему, все самозванцы уходили ни с чем, пусть я и надеялся в душе, что обнаружится среди них истинный наследник, который станет правителем более справедливым, чем я. Но надежды таяли с каждым таким мальчишкой, как сегодняшний Изгень с фальшивой подвеской-филином.

Сам того не замечая, я затосковал. Нилир, городской воевода, отбыл к западным границам княжества, проверяя заставы и войска. Лесной и скомороший князья никогда надолго не задерживались в Горвене, а мой сокол, ближайший подручный, вернейший княжий гонец, летал в неведомых землях, и даже воробьиные стаи давно о нём не слыхали. Без него мне было труднее всего.